Прикосновенье ветра - [21]

Шрифт
Интервал

Настанет покой снежный,
А там, глядишь, и весне подойдет чреда
В срок неизбежный.
У нас похуже, но мы молчим.
Ты, лес, посочувствуй.
Весна — это юность,
   а старость — не множество зим,
Минует одна, и место пусто.
Сомкнется воздух на месте том,
Где мы стоим, где мы идем.
Но и это не страшно, коль ты пособишь
И в нашу подземную тишь
Врастет деревцо корнями живыми.
Пожалей нас во имя
Пожизненной верности нашей
Ветвям, и листве, и хвое,
Оставь нам дыханье рое живое, —
Пусть растет деревцо
Все ветвистей, все краше!..
1969

«Я здесь любила все как есть…»

Я здесь любила все как есть,
Не рассказать, не перечесть —
Весну любила за весну,
А зимушку за белизну,
А лето за угрюмый зной,
А осень… у нее со мной
Был уговор особый,
Узнать его не пробуй.
Она ведет меня тайком,
И всякий раз впервые,
Звеня ключами и замком,
В такие кладовые,
Где впрямь захватывает дух
От багреца и злата,
А голос — и глубок и глух —
Мне говорит неспешно вслух
Все, что сказал когда-то.
1969

«Нас предрассветная заря…»

Нас предрассветная заря
Надеждой радует не зря,
И неспроста пугает нас
Тревожный сумеречный час.
Лишается земля примет,
Когда над ней исчезнет свет,
Все дело в свете, но и он
Лишь темнотой на свет рожден.
Нет, не поеду я туда.
Давно уже зарок положен.
Я знала Коктебель тогда,
Когда еще в нем жил Волошин.
А что там было? Синь, полынь
Да море. Небо и пустыня.
Там и теперь все та же синь,
Но нет пустыни, нет полыни.
Стеклом блистают корпуса,
Тесня волошинскую дачу,
И первобытная краса
Исчезла. Все теперь иначе.
Туда на бархатный сезон
Литературная элита
Съезжается, держа фасон…
Исчез мой давний дивный сон,
Но все, что было, не забыто.

«Народ — непонятное слово…»

Народ — непонятное слово
И зря введено в оборот, —
Гляжу на того, на другого
И вижу людей, не народ.
Несхожие, разные люди —
И праведник тут и злодей,
И я не по праздной причуде
Людьми называю людей.
1969

Эскиз к портрету

Ты живешь смиренницей прекрасною,
Всю себя лишь для себя храня.
Доцветаешь красотой напрасною,
Прелестью, лишенною огня.
Стройностью твоей, твоей походкою
Восхитится каждый, кто ни глянь.
Красоте зеленых глаз с обводкою
Позавидовать могла бы лань.
Алощекая и темнобровая,
Ты и впрямь на диво хороша…
Гордая, холодная, суровая,
Самопоглощенная душа.
Мраморная прелесть безупречная,
Совершенства образец живой…
Самоотречение беспечное,
Безоглядное — удел не твой.
Есть возможное и невозможное,
Ты меж них границу провела
И живешь с оглядкой осторожною,
Ни добра не делая, ни зла.

«Слова пустые лежат, не дышат…»

Слова пустые лежат, не дышат,
Слова не знают — зачем их пишут,
Слова без смысла, слова без цели,
Они озябших не отогрели,
Они голодных не накормили, —
Слова бездушья, слова бессилья!
Они робеют, они не смеют,
Они не светят, они не греют
И лишь немеют в тоске сиротства,
Не сознавая свое уродство.
[70-е годы]

«По мне лишь так: когда беда настанет…»

По мне лишь так: когда беда настанет,
Тогда и плачь. «Покуда гром не грянет,
Мужик не перекрестится». Таков
Обычай прадедов спокон веков.
Он у меня в крови. Я не умею
Терзаться впрок. Глупее иль умнее
Обычай мой, чем вечное нытье —
Он исстари, он существо мое.
[70-е годы]

«Ты говоришь: „Я не творила зла…“»

«Ты говоришь: „Я не творила зла…“
Но разве ты кого-нибудь спасла?
А ведь, кого-то за руку схватив,
Могла бы удержать, он был бы жив.
Но даже тот неискупленный грех,
И он не самый тяжкий изо всех,
Ты за него страдаешь столько лет…
Есть грех другой, ему прощенья нет, —
Ты спряталась в глухую скорлупу,
Ты замешалась в зыбкую толпу,
Вошла в нее не как рассветный луч —
Ты стала тучей в веренице туч.
Где слово, что тебе я в руки дал,
Чтоб добрый ликовал, а злой страдал?
Скажи мне — как распорядилась им,
Бесценным достоянием моим?
Не прозвучало на земле оно,
Не сказано, не произнесено.
Уйди во мрак, не ведающий дна,
Пускай тебя приимет сатана».
А тот вопит: «Не вем ее, не вем,
Она при жизни не была ничем,
Она моей при жизни не была,
Она и вправду не творила зла.
За что ее карать, за что казнить?
Возьмешь ее на небо, может быть?..»
И я услышу скорбный стон небес,
И как внизу расхохотался бес,
И только в том спасение мое,
Что сгину — провалюсь в небытие.

«Взгляни — два дерева растут…»

Д. С.

Взгляни — два дерева растут
Из корня одного.
Судьба ль, случайность ли, но тут
И без родства — родство.
Когда зимой шумит метель,
Когда мороз суров, —
Березу охраняет ель
От гибельных ветров.
А в зной, когда трава горит
И хвое впору тлеть, —
Береза тенью одарит,
Поможет уцелеть.
Некровные растут не врозь,
Их близость — навсегда,
А у людей — все вкривь да вкось,
И горько от стыда.

«К своей заветной цели…»

К своей заветной цели
Я так и не пришла.
О ней мне птицы пели,
О ней весна цвела.
Всей силою расцвета
О ней шумело лето,
Про это лишь, про это
Осенний ветер пел,
И снег молчал про это,
Искрился и белел.
Бесценный дар поэта
Зарыла в землю я.
Велению не внемля,
Свой дар зарыла в землю…
Для этого ль, затем ли
Я здесь была, друзья!

О рыбах

Не однажды реку вспять
Поворачивали силой,
Только это не к добру —
Даже рыбам негде было
В нужный срок метать икру,
И снуют, снуют в смятенье…
Загляни-ка в глубину —
Там мелькают рыбьи тени,
Прибиваются ко дну.
Но от дикой передряги
И на дне весь мир иной:
Где приютные коряги
С потаенной тишиной,
Темных водорослей чащи,

Еще от автора Мария Сергеевна Петровых
Избранное

ПЕТРОВЫХ, МАРИЯ СЕРГЕЕВНА (1908–1979) — поэт, переводчик.Родилась 13 (26) марта в Норском Посаде под Ярославлем. Первые стихи написала в 6 лет. Впоследствии отозвалась о своем раннем опыте: «Я восприняла это как чудо, и с тех пор все началось, и мне кажется, мое отношение к возникновению стихов с тех пор не изменилось». С 15 лет посещала собрания Союза поэтов в Ярославле. Окончила Высшие литературные курсы в Москве (одновременно с А.Тарковским). Поэзию М.Петровых высоко ценили А.Ахматова, О.Мандельштам, Б.Пастернак.


Серебряный гром

Литературная судьба Марии Петровых сложилась нелегко. При жизни она была известна прежде всего как великолепный переводчик, в свет вышла всего одна небольшая книга ее стихов, которая моментально исчезла с книжных прилавков. Посмертные издания расходились мгновенно. Творчество М. Петровых высоко ценили Б. Пастернак, А. Ахматова, О. Мандельштам. «Тайна поэзии Марии Петровых, — писал А. Тарковский, — тайна сильной мысли и обогащенного слова». Лирика М. Петровых, исполненная драматизма, раскрывает характер сильный и нежный.


Предназначенье

В книгу вошло лучшее из написанного Марией Петровых (1908—1979) за многие годы поэтической работы. Лирика М. Петровых, исполненная драматизма, раскрывает характер сильный и нежный. Читателя привлечет в этих стихах искренность чувства, высокое мастерство талантливой поэтессы.


Рекомендуем почитать
Дневник Гуантанамо

Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.


Хронограф 09 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Операция „Тевтонский меч“

Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Гранд-отель «Бездна». Биография Франкфуртской школы

Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.


Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны

Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.


Книжные воры

10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.