Приключения знаменитых первопроходцев. Азия - [113]

Заметив, что при упоминании о разгроме на лице собеседника появился налет печали, он добавил:

— Да!.. Но я также знаю, что под вашей постоянной веселостью скрывается незаурядная храбрость, пылкий патриотизм и что однажды, причем скорее, чем думают многие, вы вновь займете в Европе место, которое вы когда-то занимали, во главе великих европейских держав.

Затем пришел Данна-сан. Данна-сан, японец новой формации, сын века, как сказали бы сегодня. Как и все государственные служащие, зять Митани выглядел европейцем и относился явно свысока к своим менее образованным соотечественникам и, в частности, родителям жены.

Откровенно восхищаясь обоими офицерами французского военного флота, явно подражая им, обезьянничая и копируя их, зачастую ни к селу и ни к городу, бравый Данна-сан обожал держать себя с ними на равной ноге, с совершенно неподражаемой развязностью. К числу его странностей можно было отнести и то, что он никогда не отвечал им, когда они обращались к нему на его родном языке, зато неизменно подвергал их настоящей пытке, беседуя на своем фантастическом англо-франко-японском жаргоне, каком-то птичьем языке, понимание которого было для них настоящей… японской головоломкой.

Несмотря на все эти недостатки, присущие людям его круга, стремящимся к мгновенной европеизации, Данна-сан был, вообще говоря, прекрасным человеком, обожавшим жену и проявлявшим по отношению к ней все знаки внимания; умным, хорошо знавшим обычаи своей страны и стремившимся к знаниям.

Именно ему, как это станет ясно из дальнейшего повествования, Морис Дюбар был обязан бесценными сведениями о старой и новой Японии, а также весьма любопытными данными о ростках разногласий, существующих в скрытом состоянии в любой стране, пережившей революционные потрясения.

Однажды вечером, когда автор «Живописной Японии» явился в магазин один, он, к своему удивлению, услышал какое-то неясное гудение. Вся семья, как обычно, собралась за столом; не было только О-Ханы. Шум доносился из ее комнаты, то усиливаясь, то затихая до какого-то неясного бормотания. Удивление, явно читавшееся на лице гостя, которое он и не пытался скрыть, вызвало улыбки на лицах хозяев дома. О-Сада встала, взяла его за руку и, приложив указательный палец к губам наподобие статуи Молчания, подвела к бумажной перегородке, за которой была комната ее сестры. Небольшое отверстие в тонкой перегородке позволяло нескромному взору проникнуть в крохотную комнатку юной девушки. Показав ему на отверстие, О-Сада жестом пригласила его удовлетворить любопытство.

Перед чем-то вроде небольшого алтаря, освещенного тонкими многочисленными свечами, сидела на корточках маленькая фигурка бонзы в ритуальных одеяниях. Перед его почти закрытыми глазами лежал молитвенник, и он, бормоча без перерыва бесчисленные строфы, как раз и производил шум, который Дюбар уловил еще у входной двери. В двух шагах позади священника, погрузившись в глубокое раздумье, в позе глубокого раскаяния стояла О-Хана.

— И сколько же времени, — совсем уж непочтительно спросил у О-Сады путешественник, — этот молитвенный жернов будет еще молоть?

— Не имею понятия, — ответила та, — с некоторого времени О-Хана стала очень набожной. Она очень почтительна со священнослужителями, и этот пробудет у нас еще долго… часа два, по крайней мере, поскольку она, к несчастью, дала ему «бу».

— Как? За один «бу» (один франк двадцать пять сантимов) больше двух часов молитв!

О-Сада рассмеялась, и оба присоединились к остальным членам семейства, казавшимся отнюдь не взволнованными занятием преподобного визитера.

Дело в том, что в глубине души японцы не отличаются набожностью. Они безразличны к религии. За редким исключением, мужчины отличаются практицизмом, а женщины просто-напросто суеверны.

Распространены два религиозных течения: синтоизм, религия древней Японии, которую исповедовали в основном коренные жители островов, и буддизм, завезенный из Индии и преодолевший бескрайние просторы Китайской империи, заселенные данниками.

О христианстве здесь можно даже не упоминать: поскольку если даже, по мнению самих миссионеров, оно и получит распространение в будущем, то сегодня число его приверженцев не увеличивается и ограничено незначительным количеством сторонников — в основном потомков обращенных святым Франсуа или Франсиско, — которых довольно трудно удерживать в рамках Евангелия.

Синтоизм и буддизм, две долгое время соперничавшие религии, по очереди поддерживаемые правительством, в последнее время, кажется, начинают сливаться, дабы не подвергнуться своего рода остракизму, угрожающему и тому и другому.

Храмы все чаще остаются заброшенными; казна священнослужителей, опустошенная во время революционных потрясений, пополняется лишь за счет незначительных воздаяний суеверных, да и то мелкой монетой, к тому же не всегда полноценной, о чем свидетельствуют торговцы, обивающие пороги некоторых храмов и без зазрения совести подающие паломникам для их воздаяний монахам и подношений богам старые, вышедшие из употребления монеты.

Культовые обряды, когда-то столь блестящие в буддистской религии, имеют теперь много общего с католическими. Служители культа в ритуальных облачениях, похожие на наших церковников, отличаются важностью, елейностью и размеренностью движений, что роднит их с бритыми и босыми представителями некоторых католических орденов.