Приключения Тома Сойера. Приключения Гекльберри Финна - [175]

— Ну вот, Гек, что я тебе говорил? Что я тебе говорил на Джексоновом острове? Говорил, что грудь у меня волосатая и к чему такая примета; а еще говорил, что я уже был один раз богатый и опять разбогатею; вот оно и вышло по-моему! Ну вот! И не говори лучше в другой раз, — примета, она и есть примета, попомни мое слово! А я все равно знал, что опять разбогатею, это уж как пить дать!

А после этого Том опять принялся за свое и пошел и пошел: давайте, говорит, как-нибудь ночью убежим все втроем, перерядимся и отправимся на поиски приключений к индейцам, на индейскую территорию, недельки на две, на три; а я ему говорю, ладно, это дело подходящее, только денег у меня нет на индейский костюм, а из дому вряд ли я получу, потому что отец, должно быть, уже вернулся, забрал все мои деньги у судьи Тэтчера и пропил их.

— Нет, не пропил, — говорит Том, — они все целы, шесть тысяч, и даже больше; а твой отец так и не возвращался с тех пор. Во всяком случае, когда я уезжал, его еще не было.

А Джим и говорит, да так торжественно:

— Он больше никогда не вернется, Гек!

Я говорю:

— Почему не вернется, Джим?

— Почему бы там ни было, не все ли равно, Гек, а только он больше не вернется.

Но я к нему пристал, и в конце концов он признался:

— Помнишь тот дом, что плыл вниз по реке? Там еще лежал человек, прикрытый одеялом, а я открыл и посмотрел, а тебя не пустил к нему? Ну вот, свои деньги ты получишь, когда понадобится, потому что это и был твой отец…

Том давно поправился и носит свою пулю на цепочке вместо брелока и то и дело лезет поглядеть, который час; а больше писать не о чем, и я этому очень рад, потому что если бы я раньше знал, какая это канитель — писать книжку, то нипочем бы не взялся, и больше уж я писать никогда ничего не буду. Я, должно быть, удеру на индейскую территорию раньше Тома с Джимом, потому что тетя Салли собирается меня усыновить и воспитывать, а мне этого не стерпеть. Я уж пробовал.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

По-разному живут в Санкт-Петербурге два брата — Том и Сид Сойеры. Примерный мальчик Сид — послушный тихоня и ябеда — живет «по правилам», так, как полагается жить в Санкт-Петербурге порядочному мальчику из благонравной семьи. А Тому эти правила не по вкусу, — Тома жители городка считают озорником и лентяем.

Скучно Тому на уроке. Двадцать пять учеников усердно зубрят — словно пчелы жужжат. Учитель дремлет, восседая на своем большом кресле, как на троне. Жарко, ни ветерка, как будто даже воздух замер от неподвижности.

Скучно Тому и в воскресенье. Умывайся, наряжайся и отправляйся в воскресную школу. Там опять зубрежка, длинные, непонятные стихи библии. Потом иди в церковь, слушай утреннюю проповедь. Все, что говорит проповедник, давно известно, прихожане изо всех сил стараются сохранить благочестивый вид, но природа берет свое, и они дружно начинают клевать носом.

Не любит Том школу. Разве мог его заинтересовать мистер Доббинс, жалкий, невежественный пьяница, которому наказывать учеников линейкой или розгами как будто доставляло злорадное удовольствие! Пышный парик прикрывал не только лысую, блестящую, круглую, как шар, но и совершенно пустую голову. Не дружба и уважение связывали ребят и учителя: отношения строились на страхе. А желание насолить мистеру Доббинсу, отомстить ему за его жестокость занимало умы даже самых маленьких.

За дело мести берется Том: ведь он — не Сид, у него хватит для этого и изобретательности и смелости не побояться порки. Красивый парик взлетает к потолку в когтях испуганной кошки, и все видят уродливую лысину врага.

Чему учил мистер Доббинс, каков был результат томительных, наполненных зубрежкой уроков, показали экзамены. Сочинения на темы, над какими трудились в свое время прабабушки; вместо искренних чувств и своих мыслей — ходульные, избитые красивости, заимствованные слова и мысли. Недаром самые легкомысленные пишут самые набожные сочинения. Фальшь пронизывает всю систему воспитания, у ребят развивается привычка к постоянному лицемерию. Так и вырастают послушные ябеды, вроде Сида. Печальны и результаты бессмысленной зубрежки: примерный ученик, выучивший три тысячи стихов из библии, сделался почти идиотом — «такое напряжение умственных способностей оказалось слишком велико». Понятно, что Том, живой и умный, не хотел так учиться.

Взрослые жили в Санкт-Петербурге скучной, серой жизнью. Когда в городок приехал окружной судья Тэчер — самая важная персона, которую горожанам приходилось встречать, — то они взирали на него с благоговением. Ведь он к тому же повидал свет — приехал из городка за двенадцать километров от Санкт-Петербурга!

Религиозное ханжество чувствует и видит Том на каждом шагу. Когда чей-то пудель, забежавший в церковь во время проповеди, уселся на жука, когда благочестивую тишину вдруг нарушил его дикий вопль, и, одурев от боли, он стал носиться между рядами молящихся, — это было развлечением не только для Тома, но для всех прихожан, напрасно пытавшихся подавить взрывы нечестивого, но искреннего смеха. Но хотя проповедей никто не слушает, их все же посещают торжественно и аккуратно.

Тому тесен душный мир «порядочного» мальчика. Его стремления и мечты, его жажда деятельности не находят выхода в стоячем болоте захолустного американского городка.