Приключения тележки - [17]
«Отныне и навсегда предоставляю место во дворе моего дома тележке Яноша Безимени, обивщика мебели.
Гора,
правительственный советник».
— Вот хорошо! Вот здорово! — возликовал Безимени.
— Но ты не спеши, только тогда сунь эту бумагу дворничихе в нос, когда она и вправду вздумает убрать тележку! — с легким злорадством подмигнула Аги.
— Беда! — сказал Безимени. — Кто-то подглядел, видно, что ты У меня была, потому что дворничиха треплет об этом по всему дому да еще говорит, что ты и к другим захаживаешь.
— Пусть языки почешут! — передернула плечами Аги. — Разве им помешаешь?… Что это у тебя — газета с твоим портретом?
Безимени с облегчением отметил, что Аги не слишком близко к сердцу приняла сплетни вокруг своей особы. Передавая ей газету, он спросил:
— Куда это ты собралась?
— Старый пес берет меня в помощь, — ответила Аги. — Надо на машине привезти вещи со станции, их должны доставить туда из его имения… Ух ты! Что это?
Из дальней комнаты — через гостиную и переднюю — пробился шум отчаянной ссоры.
Безимени бросился вслед за девушкой в переднюю, чтобы уяснить себе суть происходящего.
Стеклянная дверь, ведущая в комнаты, были приоткрыта. Через щель слышен был бы любой шепот, а уж истошный визг артистки и подавно:
— Остаешься? Или между нами все кончено! Остаешься? Или все кончено! Я желаю, чтобы ты остался!
— Значит, мне нужно повторить, ангел мой? Все необходимое для кухни ты получишь, не о том речь. Но мой управляющий с ящиками и пакетами ожидает меня на станции, и любой фининспектор, полицейский, железнодорожник может обнаружить, что товары, которые он сторожит там, запрещены, что они с черного рынка. Ты хочешь засадить меня? — Голос домовладельца молил о пощаде.
— Да! Хотя бы и засадить! — визжала артистка. — Настоящие любовники ради женщин воровали, обманывали, шли на каторгу, на виселицу! А ты, надев шубу, уже ни за что не сбросишь ее ради меня. Сам же так и сказал, когда я принимала ванну.
— Ну-ну, ангел мой! Ну, сказал глупость. Беру свои слова обратно. Истинную причину ты уже знаешь. И не пей ты с самого утра! Ведь больна будешь. Лучше ляг, отдохни. А я еще до вечера вернусь с вещами. До свидания, малютка!
— Прощай навсегда. И не возвращайся! — несся вслед домовладельцу хриплый от злобы, табака и вина голос артистки.
И тут произошел следующий совершенно несообразный эпизод.
Передняя имела форму буквы L, в нее выходили еще две двери: одна, в конце короткого крыла, — в коридор, другая, посередине длинного крыла, — на кухню.
Аги, мгновенно сориентировавшись, толкнула Безимени к двери в коридор — словно только что впустила его или, наоборот, выпустила, — а сама поспешила навстречу хозяину дома, который направился прямо в кухню.
И тут домовладелец, который увидел Аги, но не заметил Безимени, недвусмысленно, даже вполне интимно шлепнул горничную по круглому ее задику:
— Едем, Агица, детка. Она сама придет в себя. Пройдем через кухню. Вера ляжет спать.
И они — горничная впереди, домовладелец за ней — вышли через кухню.
Безимени застыл в передней, потрясенный и уязвленный в самое сердце.
Он успел еще увидеть отчетливо, что милая его возлюбленная, его невеста не только стерпела интимное пошлепывание, но еще и улыбнулась старому коту послушно и кокетливо.
Ему представилось вдруг божественно прекрасное, хотя и потерявшее свежесть от краски, бесконечных ночных бдений и кутежей лицо Веры Амурски; он невольно сравнил артистку с курносой, свеженькой девятнадцатилетней ее горничной… И этот старый потаскун… и они вдвоем катят сейчас на станцию… хотя артистка истерически молит своего любовника остаться подле нее…
Нужны ли пояснения к столь отчетливым кинокадрам?
Однако обивщику не удалось даже прийти в себя от потрясения.
Дверь из комнаты распахнулась, и в ней появилась артистка, прямо перед ним, лицом к лицу.
Непрошеное, непредвиденное свидание
Обивщик мебели понятия не имел об истории Монны Ванны. Иначе она непременно связалась бы в его мозгу с возмущением и тупой растерянностью, какие овладели им при виде артистки в распахнутом купальном халате, неожиданно возникшей перед ним. Она даже не поспешила запахнуть свое одеяние. Дивный стан ее сильно покачивался на прекрасных ногах.
— Ну и ну! — с недоумением уставилась она на Безимени. — Вас здесь оставили? И Аги здесь?! Аги! Аги! Аги!
— Понапрасну ее зовете! Аги силком увез с собою его милость! — с нескрываемой горечью поведал артистке Безимени.
Вера Амурски смерила обивщика мебели пристальным взглядом, тщетно пытаясь собраться с мыслями, понять ситуацию. Наконец жестокое злорадство сверкнуло в ее глазах, и она расхохоталась.
— Ха-ха-ха! Вас направили ко мне посланцем мира? Ха-ха-ха! Недурно! Повесьте же пальто на вешалку и войдите!
Указательным пальцем артистка ткнула в воздух по направлению к вешалке. Затем, словно кнутиком, взмахнула пальцем над головой, указывая назад.
И, повернувшись, ушла в комнату.
У Яноша каждая клеточка трепетала желанием немедля выбежать из этой квартиры и пуститься вдогонку за своей Аги и его милостью домохозяином. Не посмотреть ни на бога, ни на человека, ни на собственные интересы… пришибить насмерть и девку подлую, и старого кобеля!
Для 14-летней Марины, растущей без матери, ее друзья — это часть семьи, часть жизни. Без них и праздник не в радость, а с ними — и любые неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения. Они неразлучны, и в школе, и после уроков. И вот у Марины появляется новый знакомый — или это первая любовь? Но компания его решительно отвергает: лучшая подруга ревнует, мальчишки обижаются — как же быть? И что скажет папа?
Без аннотации В историческом романе Васко Пратолини (1913–1991) «Метелло» показано развитие и становление сознания итальянского рабочего класса. В центре романа — молодой рабочий паренек Метелло Салани. Рассказ о годах его юности и составляет сюжетную основу книги. Характер формируется в трудной борьбе, и юноша проявляет качества, позволившие ему стать рабочим вожаком, — природный ум, великодушие, сознание целей, во имя которых он борется. Образ Метелло символичен — он олицетворяет формирование самосознания итальянских рабочих в начале XX века.
В романе передаётся «магия» родного писателю Прекмурья с его прекрасной и могучей природой, древними преданиями и силами, не доступными пониманию современного человека, мучающегося от собственной неудовлетворенности и отсутствия прочных ориентиров.
Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.
Впервые на русском – последний роман всемирно знаменитого «исследователя психологии души, певца человеческого отчуждения» («Вечерняя Москва»), «высшее достижение всей жизни и творчества японского мастера» («Бостон глоуб»). Однажды утром рассказчик обнаруживает, что его ноги покрылись ростками дайкона (японский белый редис). Доктор посылает его лечиться на курорт Долина ада, славящийся горячими серными источниками, и наш герой отправляется в путь на самобеглой больничной койке, словно выкатившейся с конверта пинк-флойдовского альбома «A Momentary Lapse of Reason»…
Без аннотации.В романе «Они были не одни» разоблачается антинародная политика помещиков в 30-е гг., показано пробуждение революционного сознания албанского крестьянства под влиянием коммунистической партии. В этом произведении заметно влияние Л. Н. Толстого, М. Горького.