Приключения среди муравьев. Путешествие по земному шару с триллионами суперорганизмов - [32]
Став свидетелем раскопок, Падди Мерфи заявил, что восхищен моей терпимостью к укусам мародеров. Награда за укусы оплатила все: я увидел изнутри домашнюю жизнь мародеров. Их гнезда часто располагаются у комля дерева, где семья занимает доступные пустоты, такие как заброшенные норы грызунов, полости, оставшиеся от сгнивших корней, а то и закопанные кувшины – любое пространство под землей им сгодится. В этих пустотах среди толп рабочих размещаются яйца, личинки, куколки и пищевые запасы, такие как семена и безногие тела животных. Также в состав муравейника входят меньшие, отдаленные камеры, вырытые самими муравьями, деятельность которых приводит к появлению красноречивых груд почвы вокруг основания дерева. Они находятся рядом (но обычно отделены) с мусорными кучами семьи муравьев – семенной шелухи и выброшенных останков насекомых.
В этих отдаленных камерах находится бледная молодь – взрослые муравьи, но такие юные, что их экзоскелеты еще не совсем затвердели. Здесь молодые мелкие рабочие играют роль нянек, заботясь о расплоде. Также эти камеры набиты рабочими-«бочками» (replets) среднего и крупного размерного класса – это особая субкаста мародеров, отличающаяся от прочих средних рабочих и солдат. «Бочки» служат живыми кладовыми, набирая в раздутые брюшки и затем отрыгивая жидкую пищу для остальных членов семьи. (Пища эта маслянистая, поскольку «бочки» наедаются богатых маслами семян.) Раскапывая первое гнездо, я рассматривал «бочки» как некое подобие жировых клеток в человеческом теле и задумывался над тем, какое их количество необходимо для семьи, чтобы она оставалась здоровой. Этот вопрос все еще без ответа. Жидкие запасы в «бочках» лишь часть накопленных ими резервов: рабочие также запасают семена и мясо недавно пойманных насекомых. Поскольку запасы в «бочках» не портятся, возможно, что их опорожняют в самые голодные времена.
Неясно, каким образом выбирают мародеров, которые будут вести ленивую жизнь «бочки», предоставив другим работать снаружи муравейника, но их жизнь максимально отличается от жизни рабочих особей. Ремонтируя дороги и терзая добычу, обычные рабочие среднего размера и солдаты высоко поднимаются на ногах при ходьбе. Во тьме гнезда их сородичи-«бочки» ползают, таща брюшко по земле, или закапываются посреди расплода, сцепившись вытянутыми ногами с отдыхающими мелкими рабочими.
Определение численности мародеров в гнезде – обычно в пределах между 80 000 и 250 000 рабочих особей – может тоже стать приключением. Для раскопок в Таиланде, например, я поехал к северу от Бангкока в национальный парк Там Дао в компании приматолога Уоррена Брокелмена, изучавшего обезьяну-брахиатора гиббона. На станции внутри парка мы слышали истории о местном тигре, который так обнаглел, что запрыгивал в открытые окна и вытаскивал тела своих жертв. В первую же ночь на открытой веранде Уоррена я был разбужен звуком урчания в темноте. На рассвете Уоррен показал мне тигриные следы в грязи.
Позже тем же утром я пошел вместе с Уорреном посмотреть на пару кампучийских гиббонов, поющих дуэтом в маленькой долине. Заметив поблизости тропу мародеров, почти невидимую в толстом слое листового опада, я опустился на колени и около часа понемногу продвигался по тропе, с удовольствием забыв о всех этих позвоночных, чье простое поведение типа прыжков в окна делало суперорганизованные толпы муравьев еще более впечатляющими, крохотные они или нет. Забыв о времени, я продвигался вперед, пока не обнаружил себя около вершины какого-то холма. На гребне возвышался колонноподобный ствол диптерокарпового дерева, а у основания дерева, помеченное выброшенной почвой и раскиданным вокруг извилистых корней муравьиным мусором, наконец-то обнаружилось гнездо! В течение нескольких безрассудных секунд я продвигался вокруг дерева на четвереньках в классической «компрометирующей позе». Затем что-то заставило меня посмотреть вверх, и там, всего в двух метрах от меня, был слон. Морщинистый и серый, он стоял абсолютно неподвижно и молча, приподняв правую ногу, как будто собирался шагнуть вперед. В тот момент двигались только его глаза, ресницы поднимались и падали при моргании. Когда же он повернулся и двинулся в лес, все, о чем я смог подумать, это насколько же неизмеримо больше, чем слон, я должен выглядеть с точки зрения муравья.
Опомнившись после нервирующей, но захватывающей встречи, я выкопал муравьиное гнездо складной лопаткой, положил несколько килограммов муравьев и земли в пластиковый мешок и поковылял обратно к джипу Уоррена, оставшемуся в получасе ходьбы. Тем вечером в столовой паркового хостела я убедил повара позволить мне положить мой драгоценный мешок в кухонный холодильник. Мне надо было заморозить муравьев – то есть обездвижить или убить, – чтобы отделить их от земли для пересчета. Я пошел спать, удовлетворенный дневными трудами.
Но на следующий день дежурил другой повар. Никто не сказал ему о моих муравьях, и он убрал мешок из холодильника и поставил его на пол. Муравьи ожили, прогрызли пластик и затопили кухню. Я сумел окружить их и собрать примерно за час, терпя бесчисленные укусы за пальцы. К счастью, мои познания в тайских ругательствах были скромными, и я сумел умилостивить нового повара двумя бутылками пива и множеством комплиментов его обжаренной лапше
