Приключения Саламуры - [16]

Саламура в Стране поэтов

Долго ли, коротко ли шёл Саламура, на пути его возник чудо-город. Такого райского уголка пастушок в жизни не видел. И сейчас, невольно сравнив его с парком Райских кущ на крыше дома канатоходцев, усмехнулся: если уж называть что-то раем, то только этот красивый город.

Саламура так настрадался у Але-Гопа и господина Бей-Нежалей; что решил и на пушечный выстрел не подходить ни к одному городу. Да, но и дальше идти полями и лесами, хорониться от людей? А Байя? Вдруг она здесь?

Она непременно в этом прекрасном городе. Где же ей быть ещё?! Если Саламура сглупит и пройдёт мимо, то не видать ему Байи, не освободить её из плена.

Город утопал в зелени. Улицы были окаймлены газонами со множеством благоухающих цветов. Пальмы обмахивались веерообразными листьями, навевая на город прохладу.

На кустах белых, красных, чёрных роз сидели соловьи и пели о бессмертии красоты. Почти на каждом шагу были удобные скамейки или открытые беседки. Площади были украшены фонтанами.

Саламура направился к одному из них. В центре бассейна, на искусственной скале стоял высеченный из мрамора мальчуган с крылышками за спиной. В руках он держал лук и стрелы. Тетива была туго натянута, и Саламуре показалось, что озорной мальчуган целится прямо в него. Пастушок спрятался за дерево — чего доброго, вырвется у шалуна стрела и поразит его. Саламура ещё не знал, что мальчик мраморный и не может стрелять.

Вокруг бассейна сидели, на равном друг от друга расстоянии, бронзовые лягушки с широко раскрытыми ртами. А из горлышек у них били тоненькие струйки воды.

Саламура прошёл немного и оказался у второго фонтана. Здесь было всё наоборот. В центре бассейна, опять же на искусственной скамейке сидела огромная лягушка с выпученными глазами, а вокруг неё толпились мраморные мальчики. Они целились в бронзовую лягушку, но вместо стрел в лягушку летели струйки воды. Саламура подумал, что ей куда приятнее под обстрелом воды, чем мальчику с того фонтана.

Солнце уже поднялось, а на улицах ещё ни живой души. Саламура шёл, разглядывая притаившиеся под раскидистыми деревьями особняки. Вокруг было тихо: муравей пройдёт — услышишь. Лишь изредка доносилось щёлканье соловья.

Вдруг Саламура уловил какой-то шёпот. Он посмотрел в сторону, откуда слышался шёпот, и увидел мужчину. Пастушок подошёл ближе к голубой беседке. Мужчина удобно сидел в кресле, положив ноги на стол и устремив взгляд в пространство. Он вдохновенно шептал что-то, теребя ухо, за которым был карандаш. В ногах у него, на столе, лежала общая тетрадь.

Заметив Саламуру, этот чудак с карандашом за ухом изобразил на лице удивлений и радость. Он торопливо опустил ноги и приветствовал гостя:

— Здравствуйте, здравствуйте!

— Добрый день! — ответил Саламура.

— Как давно вы приехали?

— Только что. Я не приехал, а пришёл пешком. И первым встретил вас.

— Очень приятно! Очень… очень приятно! Иначе и быть не могло, первым встретиться вам должен был именно я.

«Он принимает меня за кого-то другого, — подумал Саламура, — говорит, как со старым знакомым».

— Как вам понравился наш город?

— Я не успел ещё хорошо осмотреть его, видел только немногое…

— Что именно? — нетерпеливо прервал гостя новый знакомый.

Саламура показал рукой в сторону площади с фонтаном.

— Вам просто не повезло. Это древняя окраина нашего города, там живут только престарелые поэты. Вы непременно должны увидеть новые районы.

— Почему здесь так поздно просыпаются? — спросил вдруг Саламура.

— Для вас, конечно, не новость, что мы, поэты, работаем по ночам. А днём отсыпаемся.

«За кого же он меня принимает? Откуда я должен знать, в какое время суток работают поэты?» — удивлённо подумал Саламура, но промолчал.

— Разрешите представиться: я поэт Агамемнон Лобан, — склонил голову чуть набок новый знакомый Саламуры. — Я всё ещё хожу в молодых поэтах, хотя уже начал терять зубы. Причём не молочные, — изящно сострил Лобан.

— Ага-мем-нон Ло-бан, — по слогам повторил Саламура.

— Вот именно. Вы, конечно, слышали обо мне. У меня за границей вышло книг намного больше, чем у кого-нибудь другого.

На улицу понемногу стали выходить мужчины с опухшими то ли от сна, то ли от бессонницы лицами. Неторопливо прохаживаясь вокруг голубой беседки, они с любопытством разглядывали Саламуру.

— Не позавтракать ли нам? — предложил Агамемнон, беря Саламуру под руку. — Милости прошу ко мне.

Наш пастушок был так голоден, что не заставил упрашивать себя. Лобан гордо прошествовал мимо поэтов всех поколении, с достоинством отвечая на поклоны.

— А вот и моя обитель, — сказал Агамемнон, когда они, миновав пальмовую аллею, очутились у одноэтажного особняка. — Я живу как раз на границе старого и нового районов.

Толки

На площадях, у фонтанов, в беседках собирались группами поэты всех возрастов. Разговоры велись только о заморском госте. Жители города поэтов были людьми добрыми. Поэтому приезд любого гостя становился для них истинным праздником. Ну, а если приезжий оказывался поэтом, то их ликованию не было границ.

— Кто этот юноша и из какой он страны? — терялись в догадках люди.

— Мне кажется, это Хиларио Буэра, — сказал поэт среднего поколения.