Приключения профессора Зворыки - [8]

— Я понял! — завизжал он, — хи-хи-хи, я понял! Вы проделали со мной то же, что я с вами.

— В чем дело? — вскричал профессор. — Ведь, не мог же поезд уйти за целых пять минут до срока? Это ваши плутни, Шмербиус.

— И ваши тоже. Наши общие плутни. Браво, профессор, вы проделали тот же трюк, что и я. Это большая честь — сравняться в ловкости с Аполлоном Шмербиусом. Вы мне конгениальны, профессор. Я тоже перевел часы на пять минут назад.

Профессор задумался.

— Значит, часы были переведены на десять, а не на пять минут, — наконец сказал он.

— Да, профессор, эти часы отстают на десять минут, и поезд ушел во-время.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Человек и зверь.

Итак, мы обречены целые сутки провести на этой маленькой станции!

Профессор послал телеграмму в Вятку, чтобы задержали наш багаж и, запахнувшись своей пелериной, сел на скамейку в зале третьего класса возле бочки с кипяченой водой. Он был мрачен и убийственно молчалив.

Шмербиус, напротив, болтал без умолку. Он все чему-то прихихикивал, беспрестанно потирал руки и ни минуты не сидел на месте. Во всех его разговорах просвечивало желание задеть профессора, хотя, впрочем, любезен он был чрезвычайно. Я теперь не припомню всего, что он говорил, но говорил он много, перескакивая с темы на тему. Под шум его речи я задремал. Разбудил меня далекий гул.

— Поезд, — сказал профессор,

Шмербиус замолчал и прислушался, шевеля, словно собака, большими ушами

— Поезд! — сказал он.

— Ипполит, за мной! — вскричал профессор, и мы втроем выбежали на платформу.

Платформа была темна и пустынна. На семафоре горел зеленый огонь — значит, поезд здесь не остановится. Три огня, сиявшие впереди паровоза, казалось, не двигались с места. Но вот, наконец, паровоз подошел к платформе и медленно прошел мимо нас в красноватом облаке искр. За ним, громыхая и подпрыгивая на ходу, потянулась бесконечная вереница товарных вагонов.

Профессор стоял на краю платформы и пробовал открыть дверь каждого проходившего мимо вагона. Поезд шел настолько медленно, что мы надеялись вскочить на ходу. Но все двери были заперты на замок. Из вагона доносились какие-то странные протяжные звуки, похожие на завывание труб. Этот поезд никогда не кончится. Вот тридцать, сорок, пятьдесят вагонов.

Но вдруг одна дверь неожиданно для самого профессора поддалась. Он пробежал несколько шагов, не отставая от двери, отодвинул ее до конца и грохнулся животом на пол вагона. Его толстые ноги, болтались в воздухе.

Шмербиус, с разбега, как перышко, вскочил на спину профессора и, топча его сапогами, преспокойно вошел вглубь вагона. Профессор поджал под себя ноги, встал и замахал мне рукой.

Я изо всех сил старался не отставать от открытой двери. Но вскочить мне удалось только на самом конце платформы.

Профессор задвинул дверь. В вагоне было темно, как в гробу, и пахло кислой навозной вонью. Несколько минут ничего не было слышно, кроме грузного профессорского дыхания. Шмербиус заговорил первый.

— Прошу великодушно простить меня, — сказал он профессору. — Я немножко помял вас своими сапогами. Это, конечно, непоправимая неучтивость с моей стороны. Но, право, уважаемый профессор, я нисколько не сомневался, что, едва вы встанете на ноги, вы закроете дверь и оставите меня на этой подлой станции поджидать завтрашнего поезда.

— Вы довольно догадливы, — буркнул профессор и снова водворилось молчание.

Вдруг рядом с нами раздалось два сильных удара в пол, будто какой-то великан переступил с ноги на ногу, и затем над самым нашим ухом прозвучал длинный, громкий, томительный вой. Он начался низко, с басом и постепенно повышался.

— Не бойтесь, — сказал профессор. — Это коровы, самые обыкновенные — коровы.

Действительно, при слабом свете спички мы увидели спины четырех больших коров. Их опущенные в ясли головы были привязаны за рога к передней стенке вагона. Мы попали в поезд, груженный скотом. Вагон, очевидно, предназначался для восьми коров, потому что у задней стенки тоже были устроены ясли, полные сена. Целая половина вагона оставалась в нашем распоряжении.

Мы очень устали и хотели спать. Профессор разостлал на полу сено и разлегся. Я прикурнул подле него. Шмербиус забрался в ясли над нами и удобнейшим образом устроился там. Коровы переступали с ноги на ногу, где-то в соседних вагонах мирно мычали быки, поезд покачивался и шумел. Я придышался к вони и уснул.

Через два часа меня разбудил громкий стук. Я приподнялся на локте. У меня и рот и нос были забиты пылью, а в волосах торчала солома. Отчего так беспокоятся коровы, отчего они так рвутся, так стучат рогами в стену, так тревожно мычат? И что это за вой, такой протяжный, нудный и страшный, отвечает им снаружи?

Потянуло свежим морозным воздухом. Я поднял голову и увидел в потолке, прямо над собою, небольшое квадратное окошко. Очевидно, через это отверстие проходила когда-то труба отапливавшей вагон печурки. Но печурка была снята, а отверстие осталось. Через него я мог видеть кусок чуть светлеющего звездного неба. В этом окошке, свесив тощие ноги в вагон и наклонив лицо, сидел Шмербиус. Темнота не позволяла мне разглядеть его глаз, но мне казалось, что он смотрит на меня и улыбается.