Приключения профессора Зворыки - [26]
И мы поплыли по волнам левого русла. Через минуту мамонт скрылся за поворотом. Здесь кончилась мирная часть нашего путешествия. Беды и опасности ждали нас впереди.
Пещера становилась все уже и ниже. Течение усилилось, волна напирала на волну. Появились барашки. И вместе с усилившимся течением быстрее завертелся наш круглый плот.
Карусель приятна только несколько первых минут. Потом начинаются тошнота, головокружение, рвота. Мелькание стен утомительно. Мы плыли уже четырнадцать часов. Я предложил профессору выйти на берег. Лучше тащить чемодан на себе, чем испытывать такие муки.
— Это невозможно, — сказал профессор.
— Почему?
— Берега нет.
Действительно, пещера до того сузилась, что река едва помещалась в ней. Прямо из воды выростали отвесные черные стены. Мы были в узкой трубе, наполненной бурлящей водой. Течение усиливалось с каждой секундой. Ветер играл растрепанными волосами профессора. Нам оставалось только одно: сидеть на плоту и ждать.
А пещера с каждой минутой становилась все уже и уже. Вода, спертая с обеих сторон гранитными стенами, бешено клокотала. Свет ее настолько усилился, что мы потушили фонари. Наш круглый плот вертелся теперь с такой скоростью, что у меня рябило в глазах.
— Двенадцать оборотов в минуту, — сказал профессор.
Свод тоже чрезвычайно понизился, и мы инстинктивно пригибали головы. Ветер свистел в ушах, стен нельзя было рассмотреть, мы мчались с неистовой быстротой. Чтобы избежать головокружения, я смотрел в лицо профессору — оно крутилось вместе со мной и казалось единственным неподвижным местом в этом вертящемся мире.
Через час мы услышали далекий нестройный гул. Гул этот рос, лез нам в уши, томил нас, все заглушал.
Я наклонился к профессору.
— Что это?
Он не ответил.
— Пороги? — спросил я.
— Хуже.
— Водоворот?
— Хуже.
— Так что же! — в смертельном ужасе прокричал я ему в ухо. — Неужели водопад?
Он молча кивнул головой.
Гибель наша неотвратима. Еще минуту, две, три — и мы рухнем в бездонную пропасть. О высоте водопада можно было судить по быстроте течения реки.
Теперь мы делали двадцать семь оборотов в минуту. Центробежная сила срывала нас с жалкой грибной шляпки и тянула в бушующие волны. Мы легли на животы и впились пальцами в мягкую поверхность гриба, покрытую углублениями, в которых помещались споры. Гриб черпал воду краями, над нами перекатывались волны. Голова моя превратилась в многопудовую гирю, в глазах замелькали синие круги, меня беспрестанно тошнило. Вымокшие, выбившиеся из сил, в ужасе внимали мы все приближающемуся шуму водопада.
Мало-по-малу пещера расширилась, но вода продолжала клокотать попрежнему, вздымая гребни волн к самому потолку. Со дна реки то там, то здесь подымались черные, зубчатые скалы, возле которых пенились неистовые водовороты. Мне казалось, что я уже вижу впереди ту роковую линию, за которой зияет пропасть.
Профессор встал во весь рост. Голова его ушла под самые своды, и я боялся, как бы он не раскроил ее о гранитные выступы. Ноги его разъезжались, вращательное движение гриба грозило сбросить его в воду. Но он каким-то чудом не упал. Крепко схватив меня за руку, он подождал, пока плот наш поровняется с огромной черной скалой. Подняв чемодан, он кинул его на скалу. Потом прыгнул сам. Моя рука чуть не выскочила из сустава. Он шлепнулся на скалу животом. Я упал рядом с ним в воду. И вода стала засасывать меня вглубь. Но профессор крепко держал мою руку и, напрягши все силы, втащил меня к себе на скалу.
И, стоя на скале, мы увидели, как наш плот перевернулся и рухнул в бездну. До пропасти было не больше сорока шагов.
Профессор поднял меня высоко над головой и запрыгал со скалы на скалу, балансируя над кипящей, брызжущей пеной.
Минуту спустя, мы в изнеможении упали на прибрежный песок.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Чудовище подземных переходов.
Я долго спал, но сон мой был неспокоен. Кошмары томили меня. А когда я проснулся, эти кошмары продолжали одолевать меня наяву.
Шум водопада сразу напомнил мне плаванье на вращающейся грибной шляпке, и я снова почувствовал тошноту. Скорей бы выбраться из этих ужасных гранитных теснин. И я пробую встать на ноги.
Но ноги мои не повинуются мне. Руки тоже. Даже головы я не могу повернуть. Весь я связан, обмотан, окручен крепкими, липкими нитками. Здесь ли профессор? Как я ни пробую скосить глаза, я не могу увидеть его, хотя он лежит рядом со мной.
— Профессор! — говорю я, с трудом отрывая нижнюю челюсть от верхней.
— Вы живы, Ипполит? — спрашивает он меня.
— Право, затрудняюсь вам ответить, профессор. Должно быть, жив, но нахожусь в сумасшедшем доме, и меня связали, как страдающего буйным помешательством.
— Вы видите что-нибудь?
— Я в бреду. И то, что мне видится, не имеет никакого значения, потому что на самом деле не существует.
Я видел восемь длинных-длинных тонких ног. Четыре с одной стороны и четыре с другой. Эти ноги, остро изогнутые в суставах, похожие на шестерни какой-то огромной машины, как шатер возвышались надо мной. На них сидело круглое туловище небывалого зверя. Зверь этот, словно панцырем, был покрыт роговыми мутно-коричневыми пластинками. Только на середине брюха сияло ярко-желтое пятно. Усатая голова, в два обхвата толщиной, тоненькой короткой шейкой соединенная с туловищем, развевала черную пасть, похожую на пароходный люк, и смотрела на меня сотнями мертвых, жестяных глаз. Этот немигающий взор был так страшен, что кровь холодела в моих жилах.
