Приключения Перигрина Пикля - [55]

Преуспев в такой мере, наш влюбленный осыпал Софи изъявлениями благодарности за великодушное посредничество и во время прогулки, которую Эмилия не торопилась теперь закончить, нашептывал много нежных уверений на ухо своей возлюбленной, продолжавшей, однако, вести себя сдержанно, покуда все ее сомнения не будут рассеяны.

Мистер Пикль, найдя способ забавлять их на лугу до сумерек, принужден был попрощаться с ними вечером, заручившись предварительно торжественным подтверждением их обещания встретиться с ним в назначенное время и в назначенном месте, а затем удалился в свою комнату, где провел ночь, делая различные предположения по поводу этого письма, гордиев узел которого он никак не мог развязать.

Сначала он вообразил, что какой-то шутник одурачил его посланца, вследствие чего Эмилия получила подложное письмо; но после дальнейших размышлений он отказался допустить возможность такого обмана. Потом он начал сомневаться в искренности своей возлюбленной, которая, быть может, придумала это средство, чтобы избавиться от него, по требованию какого-нибудь счастливого соперника; но честность запретила ему питать такое гнусное подозрение, и поэтому он снова заблудился в лабиринте догадок. На следующий день он ждал с мучительным нетерпением пяти часов пополудни, и как только пробил этот час, он приказал Пайпсу сопровождать его, буде явится необходимость в его свидетельстве, и отправился на место встречи, где не провел и пяти минут, как появились обе леди. Когда был закончен обмен приветствиями и слуга отослан на приличное расстояние, Перигрин уговорил их сесть на траву в тени развесистого дуба, где они могли расположиться с большим удобством, а сам улегся у их ног и попросил, чтобы предъявили бумагу, от которой зависела его судьба. Тогда она была вручена его прекрасному арбитру, который тотчас же начал читать ее громким голосом. Едва были произнесены первые два слова, как он встрепенулся в крайнем смятении, приподнялся на колено и, опираясь на локоть, выслушал в такой позе конец фразы; затем вскочил вне себя от изумления и, пылая в то же время негодованием, воскликнул:

— Ад и дьяволы! Что же это значит? Конечно, вы дурачите меня, сударыня.

— Прошу вас, сэр, — сказала Софи, — выслушайте меня, а затем изложите то, что сочтете нужным, в свою защиту.

Сделав ему такое предостережение, она продолжала чтение, но не успела прочесть и половину письма, как серьезность покинула ее, и она разразилась неудержимым смехом, к которому невольно присоединились и влюбленные, несмотря на чувство негодования, которое в тот момент владело сердцами обоих. Впрочем, судья вскоре обрел прежнюю важность, и когда было прочтено до конца это любопытное послание, все трое смотрели друг на друга по крайней мере полминуты, а затем были охвачены одновременно новым припадком смеха. Судя по этому дружному хохоту, можно было подумать, что обе стороны чрезвычайно довольны шуткой; однако совсем не так обстояло дело.

Эмилия воображала, что, несмотря на притворное изумление, ее возлюбленный, вопреки самому себе, снова начал потешаться на ее счет и при этом чванился своею неучтивой выходкой. Это предположение не могло не возбудить и не оживить ее негодования, тогда как Перигрин был глубоко возмущен тем оскорблением, какое, по его мнению, она наносила ему, пытаясь его одурачить столь глубокой и нелепой подделкой. Таковы были их мысли, и веселость у обоих уступила место мрачности; а судья, обращаясь к мистеру Пиклю, спросил, имеет ли он предъявить хоть что-нибудь, если хочет избежать обвинительного приговора.

— Сударыня, — отвечал обвиняемый, — я с грустью вижу, сколь невысокого мнения обо мне ваша кузина, которая считает, что меня можно обмануть такой неискусной затеей.

— О нет, сэр, — сказала Эмилия, — в обмане повинны вы сами, и я невольно восхищаюсь смелостью, с какой вы приписываете его мне.

— Клянусь честью, мисс Эмили, — возразил наш герой, — вы неверно судите о моем уме, как и о моей любви, обвиняя меня в написании такого глупого и дерзкого послания. Своим видом оно столь не похоже на то письмо, которое я имел честь написать, что, надеюсь, мой слуга это припомнит даже по истечении такого срока.

Последние слова он произнес, повысив голос, и поманил Пайпса, который немедленно приблизился. Его возлюбленная, казалось, возражала против свидетеля, заметив, что, несомненно, мистер Пайпс предупрежден; но Перигрин, прося избавить его от унизительного сознания, что она рисует его себе в столь недостойном свете, потребовал, чтобы его лакей осмотрел письмо снаружи и припомнил, является ли оно тем самым, которое он передал мисс Гантлит около двух лет назад. Пайпс, мельком взглянув на него, подтянул штаны и сказал:

— Быть может, это оно и есть, но с той поры мы столько раз пускались в плавание и побывали в стольких бухтах и закоулках, что я не могу утверждать наверняка, потому что не веду судового журнала наших происшествий.

Эмилия похвалила его за правдивость, бросив в то же время саркастический взгляд на его хозяина, словно она думала, что он напрасно искушает честность своего слуги, а Перигрин начал бесноваться и проклинать судьбу, сделавшую его жертвой столь гнусного подозрения; он торжественно призывал в свидетели небо и землю, что не только не сочинял и не посылал этого дурацкого произведения, но никогда его не видел и понятия не имел об этой затее.