Приключения медвежонка Паддингтона - [60]
В программе были всевозможные конные состязания, и в двух самых главных заездах — первом и последнем — могли участвовать все жёлающие, в том числе родители, родственники и друзья учениц.
Участникам соревнований выдавали специальные подписные листы, на которые нужно было собрать как можно больше подписей. Подписавшиеся обязались заплатить небольшую сумму за каждый удачный прыжок.
Брауны приехали довольно рано, и Паддингтон, который решил участвовать в обоих заездах, без устали бегал по стадиону со своим листом.
Школьные подруги Джуди хорошо знали медвежонка, поэтому оба четвёртых, пятый и шестой классы уговорили всех своих родных и близких поддержать именно его. Суммы были самые разные — от шести пенсов до пяти шиллингов за каждый прыжок. Паддингтон собрал столько подписей, что его удачное выступление могло бы стать значительным подспорьем для нового бассейна.
Судить и комментировать соревнования ко всеобщей радости согласился Рад Чизмен, знаменитый олимпийский чемпион. Солнышко ярко светило в голубом небе, звонко цокали копыта, гомонили зрители, поскрипывали бессчётные корзинки с провизией — словом, день начался очень славно.
Когда Паддингтон вскарабкался на лошадь, по стадиону прокатился громкий восторженный рёв, который перешёл в ещё более громкий стон, когда он тут же свалился с другого бока. Но вот наконец медвежонок уселся — правда, задом наперёд, — и на стадионе воцарилась гробовая тишина; поначалу её нарушал лишь треск сшибаемых барьеров, а позднее к нему добавился яростный вопль мистера Чизмена, который окончательно рассвирепел, когда его лучшая шляпа превратилась в плоский блин.
А сильнее всех огорчился сам Паддингтон. Он, правда, никогда раньше не садился на лошадь, а тем более не пробовал прыгать через барьеры, но мистер Крубер одолжил ему десяток хороших книг по верховой езде, и он несколько вечеров подряд, вставив ноги в стремена, сделанные из старых подтяжек Джонатана, скакал по гостиной верхом на пуфе, стегая его самодельным кнутиком. Несмотря на это, дело не ладилось. Паддингтон уже понял, что тренироваться надо было на чём-нибудь другом. Во-первых, лошадь оказалась куда выше и твёрже, чем он думал, — она была точно не живая, а железная; кроме того, хотя и на пуфе он скакал довольно резво, зажав его между коленками, это была черепашья скорость по сравнению с тем, как рванулась с места Чёрная Красавица. А главное, он не пробовал прыгать на пуфе через барьеры, разве что налетел случайно на миссис Бёрд, а Чёрная Красавица, по-видимому, твёрдо решила для себя, что кратчайший путь между двумя точками — прямая, независимо от того, что там находится посередине, и не обращала ни малейшего внимания на его вопли.
Если верить книжке мистера Крубера, верховая езда прежде всего требовала полного взаимопонимания между лошадью и всадником. Паддингтон, к сожалению, очень быстро понял, что тут ему похвастаться нечем. Он закончил круг, беспомощно вцепившись в хвост Чёрной Красавицы и крепко зажмурив глаза, а за ним по всему стадиону школы Святого Христофора тянулся длинный след разрушений, как по полям Бельгии после битвы при Ватерлоо.[46]
— Не огорчайся, Паддингтон, — сказала Джуди, подбирая поводья. — Мы считаем, что у тебя очень неплохо получилось. Особенно для первого раза, — прибавила она, и её хором поддержали все одноклассницы. — Немногие бы решились даже попробовать!
Зубы Паддингтона выстучали: «Сп-п-паси-б-бо б-б-болыное!» Ему всё ещё казалось, что он сидит верхом на пневматическом отбойном молотке, и, пока его снимали с лошади, он не спускал с мистера Чизмена очень сурового взгляда.
— Какая досада! — посетовала миссис Браун, когда он поплёлся обратно к конюшне. — День ведь мог бы так славно начаться!
— Может, ему больше повезёт в «догоняйке», — не терял надежды Джонатан. — Он на неё тоже записался.
— Четыреста пятьдесят два штрафных очка! Сам-то хорош гусь! — фыркнула миссис Бёрд, когда из громкоговорителя загремел голос комментатора. — Его счастье, что он не наступил на Паддингтонову шляпу! Он бы так дёшево не отделался!
Бросив ещё один хмурый взгляд в сторону судейской вышки, миссис Бёрд принялась распаковывать корзину со снедью, и все её движения говорили, что у мистера Чизмена очень мало надежд получить хотя бы кусочек, если он, чего доброго, позабыл дома свои бутерброды.
— Хорошая мысль! — причмокнул Джонатан. — Я ужасно хочу есть! Прямо целую лошадь съел бы!
— Съешь Паддингтонову, — хмуро посоветовал мистер Браун. — Она того заслуживает.
— Ш-ш! — шикнула миссис Браун. — Вон он идёт! Не надо его ещё сильнее расстраивать!
Мистер Браун охотно предался другому занятию, куда более важному и интересному. Пока на стадионе поднимали опрокинутые барьеры и готовили следующий заезд, он расставлял в тени ближайшего дуба стол и стулья. Мистер Браун любил всё делать основательно, особенно когда речь шла об обеде на свежем воздухе, и на манер французов всегда превращал пикники в роскошные семейные пиршества.
Миссис Браун одну за другой извлекала из огромной корзины баночки и пластмассовые коробочки, набитые ломтиками помидоров, огурцов и свёклы, кружочками ливерной колбасы и самыми разными салатами. Вслед за ними появились клубника со сливками, мороженое двух сортов, чай, кофе, лимонад, печенье, пирожные, банка самого лучшего мармелада для Паддингтона — словом, стол ломился от яств.
