Приключения майора Звягина. Роман воспитания - [51]

И много они с того Ленинграда имеют? У нас командированные со всего Союза спрашивают — как там в театрах, в музеях? Пожимаешь плечами: давно не был. Ах, как же так, великие артисты, знаменитые картины! Отвечаешь: ребята, я не посещаю Ленинград, я в нем живу, а это вещи совсем разные… Ведь театры и музеи не ленинградцами набиты — приезжими. Ленинградцу некогда. Семья, работа, быт заседает…

Первый год на работе я аж светился энтузиазмом. Самостоятельный человек, зарплата, инженер, начало пути. А ниточка незаметно, исподволь уже свивалась в петлю.

Ребенок растет. Ясли. Детсад… Болеет. Хороших врачей ищешь. Устраиваешь одно, достаешь другое. Работу на дом берешь для приработка. Заводишь нужные знакомства. Добиваешься очереди на кооперативную квартиру. Жизнь!.. Второй родился. А старшего в школу устраивать пора, да желательно школу получше, со спецуклоном, об его будущем думать уже надо. Ремонтируешь квартиру, добываешь деньги на раздачу долгов. Мебель, телевизор, то-сё. Жена стареет, характер портится, усталость не проходит, болезни появляются какие-то…

И наезжает тоска, как паровой каток. И начинаешь прикидывать, сколько лет осталось до пенсии.

Годы под горку покатились. Что впереди? Дача, машина, должность? Живешь, что называется, не хуже других, а главного в жизни нет. Ведь была и у меня духовная жизнь, высшие стремления — свобода была! Чувство, что жизнь принадлежит тебе. Что ты в этой жизни — как корабль в океане: вышел в плавание открывать свои неведомые острова. И нет тебе никакого океана, только клуб путешественников по телевизору.

Радоваться я жизни разучился, понимаешь, радоваться!! — закричал он.

— Где-то есть Гавайские острова, — без веры сказал он.

— В Америку хочешь, — вопросительно-утвердительно произнес Звягин.

— Хочу, — с естественностью согласился Володя.

— А они не хотят.

— Не хотят. Жена не хочет.

— А что, собственно? У нас со «скорой» уже практически все евреи свалили.

— Евреям хорошо. Их и выпускают, и принимают там, и помогают.

— Наконец-то дожили, что выгоднее быть евреем, чем русским, — с непонятной усмешкой подытожил Звягин.

— У нее здесь родня, родители, она здесь вросла… обычная история…

— Обычная.

— Да и как в ту Америку попасть?..

— При помощи автоматического попадателя, — глумливо посоветовал Звягин.

— Это как? — наивно заинтересовался Володя.

— Америка — страна для людей без ограничителя, — отвечал Звягин. — Которые скорее сдохнут, чем перестанут добиваться своего. Которые стискивают зубы, а через миг улыбаются — там, где ты скулишь. Ну, можешь ты быть американцем?

Володя пожал плечами.

— Их бы в наши условия, — не без мстительной зависти пожелал он.

— Мы здесь чемпионы по выживанию, — согласился Звягин. Воткнул остывший самовар в розетку, нацедил чайку.

— Не пропа-ал бы, — сказал Володя; на дне его глаз прокручивались американские хроники. — Знаешь, — признался он, как о сокровенном, — мне два раза снилось, что я в Нью-Йорке.

— Ну и как? не ограбили? — посочувствовал Звягин.

— Это же… как вторая жизнь!

— Особенно когда первой не было.

— Была! — с чувством выкрикнул Володя и даже стукнул несильно (чтоб ничего не опрокинуть на столе, но как бы жестом эмоции свои подкрепить; ах, весь мир театр, да дрянной причем театришко-то) рукой по столу. — Была у меня жизнь, да вся кончилась. Кончилась моя жизнь, — с трагическим надрывом продекламировал он.

— Кончилась, — сухо констатировал Звягин.

Старушка-судомойка жалостливо покивала ему, собирая в поднос пустые блюдца.

— Дай-ка пульс, — Звягин наложил твердые пальцы Володе на запястье. — Сердце болит иногда?

Вечером на кухне он утюжил гремящий от крахмала халат, когда частыми междугородными звонками зазвонил телефон.

— Наш сын получил сегодня пятерку по истории права, — информировала жена. — А мы со Светкой три часа выстояли в очереди на выставку молодых художников на Кузнецком мосту: замечательно! Ты по нам скучаешь?

— Отнюдь, — сказал Звягин. — Веду разгульную холостяцкую жизнь: брожу по злачным местам и грешу чревоугодием.

— Каковы твои планы на субботу?

— Несложны. Я ведь завтра дежурю.

— Тут Юрочка рвется тебе что-то сказать!..

…Утро на «скорой» тянулось спокойное, бездельное.

Обсуждали повышение зарплаты врачам, переключали программы телевизора. Галочка, медсестра-практикантка, вязала. Звягин не глядя разнес своего фельдшера в шахматы, смахнул фигуры:

— Учебник бы какой-нибудь подчитал, Гриша, что ли.

— Леонид Борисович, — проникновенно сказал Гриша, — вы сегодня веселый и злой. По-моему, вы зацапали новую жертву и собираетесь наладить ей жизнь по своему разумению.

Галочка опустила вязание и распахнула карие глазки.

— Юн ты еще своему доктору дерзить, — хмыкнул Звягин.

— Так я угадал?

Звягин молниеносно выбросил вперед руку и дернул его за пышный смоляной ус.

— Вот тебе задачка на сообразительность, — задал он. — Имеется сорокалетний человек. Умственный труд, семья, общее недовольство жизнью. Курит, выпивает. Иногда пульс вдруг скачет до ста пятнадцати. Прокалывающие боли в сердце. Ночью иногда просыпается в ужасе от остановки дыхания — «горло перекрывает». Тогда пульс порой замедляется до сорока — сорока восьми. Можешь поставить диагноз, или зря я тебя два года с собой вожу?.