Приключения лисёнка - [9]
— Да, — ответил за глухаря трусливый суслик. — Потому-то его и звать Глухчо. Попробуйте говорить ему громче.
— Почему вас зовут Глухчо? — снова закричал Костенурко.
— Не зовут, а называют,— поправил сыщика глухарь. — Я пришел сюда на допрос, а не ради вашего любопытства.
— Скажите, вы не слышали подозрительных звуков перед концертом?
— Не могу слышать никаких звуков.
— Вы украли Лиску?
— На что он мне? Что я с ним буду делать?
— Вы свободны. Но вы у меня на подозрении… Следующий!..
Мецан, который отвечал за счастливую жизнь всех животных, населяющих Тихий лес, решил прервать работу сыщика.
— Извините,— начал Мецан,— допрос продолжается слишком долго. Никто из нас этого не ожидал. Разве непременно нужно всех допрашивать?
Великий сыщик вытащил трубку изо рта, положил карандаш, которым писал протокол, медленно повернулся к Мецану и хладнокровно сказал:
— Вы хотите, чтобы я вам нашёл Лиску?
— Ну конечно,— пробормотал Мецан.
— Тогда зачем вы вмешиваетесь в мои дела? Следы преступления могут быть обнаружены там, где их не ожидаешь… Вы меня поняли?
Мецан смутился и ушёл.
— Следующий! — обратился Костенурко к стоящим в очереди.
…В конце дня перед сыщиком предстал муравей Бэрзан.[3] Он испуганно поднял головку.
— Как тебя зовут? — ослабевшим голосом спросил Костенурко.
— Бэрзан.
— Бэрзан, значит… — сыщик зевнул.— Знаешь, где Лиско?
— Да.
— Да?! — удивился Костенурко.
— Да,— боязливо повторил Бэрзан.— Сейчас не знаю, где он, но видел, как его утащили.
Костенурко подскочил, будто его ударили палкой:
— Почему давно не сказал? Почему ждал целых семь дней?
— Потому что вы приказали стать по росту. Ещё приказали, чтобы никто о Лиске ничего не говорил, пока не будет допрошен. Так вы приказали, и так я делал…
Услышав это, Костенурко замахал передними ногами, будто прогоняя назойливых мух. Потом поднялся на задние ноги. В глазах у него все закружилось, и он упал спиной на траву. Рядом с ним лежала теперь его верная дымящаяся трубка, которая всегда помогала сосредоточенно думать.
Медведь объявляет чрезвычайное положение
«Значит,— думал он,— я виноват, что напрасно трачу драгоценное время… Сейчас всё могло закончиться благополучно и Лиско уже был бы дома со своими родителями… И надо же случиться этому обмороку!..»
Каждая минута была дорога. и муравей Бэрзан, не зная, что делать, тревожно оглядывался: нет ли кого, кто бы помог ему?.. И вдруг он увидел Магаре.
— Послушайте, вы можете сказать, сколько длится обморок?
— Я могу ответить на все вопросы, кроме одного.
— Какой это вопрос?
— Сколько времени я буду привязан к этому дубу?
— Этого не знаю и я. И едва ли смогу помочь вам. До сих пор я никогда не развязывал веревки… А вы, наверное, знаете, сколько продолжается обморок?
— Черепахи живут очень долго, около ста лет, и потому обморок у них продолжается около месяца, — ответил Магаре.
Муравей Бэрзан испугался:
— Что же будем делать?
Бедняга!.. Он был муравей и поэтому не мог догадаться, что про Лиску можно рассказать другому, например Мецану. Муравьи, они такие — только и знают работают и ни о чём не думают.
В это время к Кудрявому дубу подошёл заяц Сивко. Он поднялся на задние лапы и удивлённо поглядел на Костенурку:
— Что с ним?
— В обмороке,— ответил муравей Бэрзан.
— Он не в обмороке, он спит, — сказал Сивко.
Бэрзан улыбнулся:
— Значит, ему не так уж плохо. Значит, мы его разбудим! Я расскажу, что Лиско не умер…
— Откуда знаешь, что он не умер? — спросил Сивко.
— Так думаю. Я видел, как одна большая птица схватила его и…
Сивко подскочил:
— Когда видел? Говори скорей!
— Ты-ты-тогда, когда был у реки.
— Скорей ко мне! — позвал Бэрзана Сивко. Он сейчас же подбросил муравья себе на спину и помчался к Васильковой поляне.
На Тихий лес опускался мрак. Заяц ловко перепрыгивал кусты, огибал деревья, мчался по тропинкам и, как ветер, перескакивал через полянки. И все время он думал об одном: хорошо, если Мецан не спит. Сивко стеснялся разбудить важное лицо, которое руководит жизнью в Тихом лесу и у которого было четыре помощника… Ещё немного… Ещё несколько прыжков — и вот дом Мецана…
Сивко остановился около него и прислушался. Сердце его колотилось и от быстрого бега и от напряжения. Из рассказов животных он знал, что Мецан во сне сильно храпит. К великой радости, храпения не было слышно. В доме разговаривали сам Мецан и Лапчо — маленький беспокойный медвежонок, ученик первого класса.
— Сколько будет два и два? — послышался голос Мецана.
— Два и два? — повторил вопрос Лапчо.— Два и два будет три.
— Ах ты! Ах ты! — недовольно вздыхал медведь.— А два и один?
— Два и один будет четыре.
— Посмотрите на него, ничего не знает!.. А что больше: пять или шесть?
— Пять!
В голосе Мсцана зазвучало отчаяние:
— Лапчо, если у меня в руках пять ложек мёду, а у мамы — шесть, у кого захочешь взять?
— И у тебя, и у мамы.
— Нет. Ты можешь взять только у одного.
— Возьму у мамы.
— Почему?
— Потому что у неё больше…
— Ну, а теперь скажи, что больше: пять или шесть?
— Пять.
— Я тебя выпорю. Позоришь меня перед всеми. Не могу понять, в кого уродился?
