Приключения капитана Кузнецова - [22]

Немного погодя, как бы выждав приглашение, к утиному обществу выплыли гуси со своими пушисто-желтыми питомцами, а за ними отважно вышли гордые красавцы — белые лебеди. И, несмотря на множество птиц, на излишнюю игривость и подвижность чирков, нырков и шилохвостей, на озере царил строгий порядок. Будто умелый птицевод колхозной фермы только что выпустил из птичьих домиков своих питомцев на прогулку и тут же строго наблюдает за порядком, предупреждая нарушителей.

Боясь костра или человека, птицы удерживались от бивака на почтительном расстоянии, образуя большой свободный полукруг. Я приблизился к тому месту, где утки были совсем близко к берегу, но они, не обратив на меня внимания, продолжали свои немудрые занятия. Иду к костру и возвращаюсь с леской и кусочком жирной медвежатины. Привязав мясо, закидываю его в озеро. При взмахе руки и всплеске мяса мои пернатые соседи вздрогнули, пустились было в рассыпную, но убедившись, что опасности нет, скоро успокоились и занялись своими делами.

Минуты через две конец лески дернуло и потянуло в озеро. Наматывая на руку нить, вместо мяса я притянул к берегу испуганную и удивленную крякву. Утка закричала, и все пернатое царство с шумом и плеском удалилось в ночную черноту…

Прохладный утренний ветерок очистил озеро от пелены тумана, а золотистая заря обещала смениться ясным погожим днем. Добывая завтрак, пернатые опять укрыли озеро говорливыми стаями, посвистывая крыльями, совершали утреннюю прогулку в воздухе, делая широкие круги над водою. И вдруг озеро вздрогнуло и зарокотало от ударов тысячи крыльев. С быстротой молнии пернатые валом мчались к зарослям по воде и над водой, оставляя за собой серое облако водяной пыли.

Приподняв голову и оглядывая берег, я увидел виновника всеобщего переполоха. Метрах в ста от меня у самой воды спокойно стоял огромный медведь — двойник убитого мною зверя. Он несколько секунд глядел на оседающую водяную пыль, потом самодовольно рявкнул, словно одобряя случившееся, и не спеша пошел в воду. Я пополз к кусту и оттуда наблюдал за мишкой. А он уже нырял, фыркал и хрюкал далеко от берега, переворачивался вверх животом, становился на задние лапы, как бы измеряя глубину, и все больше удалялся от берега, приближаясь к зарослям рогоза. Минут через двадцать его мохнатая голова уже скрылась в камышах и только по движению стеблей было видно, где гуляет таежный хозяин. Из камыша послышался предсмертный крик утки, закричал гусь. Стало ясно, что мишка разоряет гнезда, безжалостно уничтожая хозяев, прилетевших за тысячи километров, чтобы вырастить детенышей в этом тихом прекрасном крае, на своей родине.

Обратно к каменной пещере я плыл у противоположного от скал северного берега. Двухметровые стебли рогоза с бурыми бархатистыми султанами напомнили детство. Не один раз плакали наши школьные подруги, когда мы, озорные мальчишки, распушив султан, осыпали их серовато-белым «дымом». А кому неизвестны мягкие маты, прочные корзины и канаты из листьев рогоза? В сибирских колхозах его листья силосуют на корм скоту, превращая этого «дикаря» в молоко и мясо. Пухом из султанов украшают и утепляют окна в городах и селах, а жители тайги нередко набивают им подушки.

Я подплыл поближе к зарослям рогоза, чтобы нарвать султанов для подушки. За стеблем потянулось из воды толстое мясистое белое корневище. И тут вспомнилось, что из этих корневищ можно сделать муку и выпекать хлеб, что в сухом корневище, как и в пшеничных зернах есть крахмал, белки, сахар и почти столько, сколько в обыкновенной пшеничной муке. А я третий месяц живу без хлеба!

За час я загрузил свой плот корневищами и, осматривая дно, направился к пещере. Солнце стояло уже высоко, но с поверхности воды еще улыбались не спрятавшиеся в воду от солнца белые кувшинки и удивленными глазками провожали плот цветы стрелолиста.

В юности многие девушки напоминали мне разные цветы. И я в шутку, а то и всерьез, называл их не по именам, а названием цветка, на который, казалось, девушка была похожа. Так, одну я называл Георгиной, другую — Гвоздикой, третью — Ромашкой. Ребята посмеивались, а потом сами называли подруг новыми именами, так и закрепившимися до окончания техникума. Девушки отзывались на свои новые имена с довольной улыбкой, а те, которым цветов не хватило, обижались на мою ненаходчивость. Обиделась и наша отличница Галя. Ее всегда какие-то удивленные карие глаза и вправду не напоминали мне ни одного цветка.

Как-то мы катались с Галей в лодке на нашем заболоченном пруду. У берега торчали из воды толстые, словно вылитые из воска, блестящие пикообразные листья и среди них подымались редкие султанчики лиловатых цветов стрелолиста. И тут мне показалось, что на меня смотрят с султанчиков удивленные глаза Галины. Вот уже цветы позади, а глазки, поворачиваясь, следят за мной, не переставая улыбаться удивленной улыбкой.

— Галя! Да ведь у тебя глаза стрелолистные. Так и буду звать — Стрелолистик! — обрадовался я находке.

Но глаза девушки в ответ на мои радостные восклицания налились обидой.

— Брось глупости! — ответила она сквозь нахлынувшие слезы. — Причаливай к берегу.