Приключения капитана Гаттераса - [8]

Каюта Уэлля находилась въ помѣщеніи между двумя деками, служившими спальнею для матросовъ. Экипажу было тамъ очень просторно, и едва-ли онъ нашелъ-бы на другомъ суднѣ болѣе удобное для себя помѣщеніе. О матросахъ заботились, какъ дорогомъ грузѣ; посрединѣ общей залы стояла чугунная печь.

Докторъ, вступившій во владѣніе своею каютою 6-го февраля, т. е. на другой день послѣ спуска на воду брига, всецѣло предался своимъ занятіяхъ.

– Счастливѣйшимъ животнымъ – говорилъ онъ – была-бы улитка, если-бы по своему усмотрѣнію она могла устроить себѣ раковину. Постараюсь быть разумною улиткою.

Дѣйствительно, какъ раковина, въ которой ему суждено было пробыть долго, каюта доктора принимала очень приличный видъ. Клоубонни радовался, какъ ребенокъ или какъ ученый, приводя въ порядокъ свой научный багажъ. Его книги, гербаріи, математическіе и физическіе инструменты, коллекціи термометровъ, барометровъ, гигрометровъ, подзорныхъ трубъ, компасовъ, секстантовъ, картъ, плановъ, стклянки, порошки, бутылки его походной, очень плохой, аптеки,– все это приводилось въ порядокъ, которому могъ-бы позавидовать Британскій музей. Помѣщеніе въ шесть квадратныхъ футовъ содержало въ себѣ неисчислимыя богатства; доктору стоило только протянуть руку, не сходя съ мѣста, чтобы мгновенно сдѣлаться медикомъ, математикомъ, астрономъ, географомъ, ботаникомъ или конхиліологомъ.

Надо сознаться, что онъ гордился своимъ хозяйствомъ и былъ счастливъ въ своемъ плавучемъ святилищѣ, которое могло-бы наполнить собою трое изъ его самыхъ тощихъ пріятелей. – Послѣдніе не замедлили явиться и, притомъ, въ количествѣ, стѣснительномъ даже для столь покладливаго человѣка, какъ докторъ, такъ что подъ конецъ онъ сказалъ, перефразируя извѣстное изрѣченіе Сократа:

– Мой домъ не великъ, но дай Богъ, чтобы никогда онъ не наполнялся моими друзьями.

Для полнаго описанія брига добавимъ еще, что канура датской собаки находилась какъ разъ подъ окномъ таинственной каюты отсутствующаго капитана. Но свирѣпый обитатель кануры не любилъ сидѣть въ своей берлогѣ и предпочиталъ бродить между двумя деками и въ трюмѣ брига. Повидимому, не было никакой возможности приручить его; положительно никто не могъ совладать со страннымъ характеромъ угрюмой собаки. По ночамъ, жалобный вой ея зловѣще раздавался въ глубинѣ судна.

Не тосковала-ли собака по своемъ отсутствующемъ хозяинѣ? Не сознавала-ли она инстинктивно опасности предстоящаго путешествія, не было-ли это предчувствіе грядущихъ несчастій? Матросы высказывались охотнѣе въ пользу послѣдняго предположенія. Правда, нѣкоторые изъ нихъ какъ будто и подсмѣивались надъ этимъ, но въ душѣ считали собаку какимъ-то дьявольскимъ отродьемъ.

Пэнъ,– одинъ изъ матросовъ – человѣкъ вообще грубый, бросившись однажды отколотить собаку, неловко упалъ на шпиль, причемъ страшно разкроилъ себѣ черепъ. Само собою разумѣется, что этотъ случай былъ отнесенъ также на счетъ нечистой силы животнаго.

Клифтонъ, суевѣрнѣйшій человѣкъ изъ всего экипажа, замѣтилъ, что, находясь на ютѣ, собака постоянно ходила на подвѣтренной сторонѣ; даже позже, когда бригъ находился уже въ морѣ и когда ему приходилось лавировать, странное животное, послѣ каждаго поворота, перемѣняло мѣсто и упорно держалось подвѣтренной стороны, словно настоящій капитанъ Forward'а.

Докторъ Клоубонни, который своею кротостью и ласковостью могъ-бы, казалось, смирить тигра, безполезно старался снискать благосклонность собаки, и только даромъ потратилъ при этомъ свои труды и время.

Такъ какъ собака не откликалась ни на одно имя «собачьяго» календаря, то матросы подъ конецъ стали называть ее Капитаномъ, потому что она отлично знала всѣ морскіе порядки и, очевидно, не разъ уже побывала въ плаваніи.

Понятны, поэтому, забавный отвѣтъ боцмана пріятелю Клифтона и причина, по которой предположеніе его не встрѣтило недовѣрія среди матросовъ. Нѣкоторые, правда и улыбались, вспоминая курьезный отвѣтъ боцмана, тѣмъ не менѣе были вполнѣ увѣрены, что въ одинъ прекрасный день собака приметъ человѣческій образъ и на бригѣ раздастся громкая команда настоящаго капитана.

Если Ричардъ Шандонъ и не опасался этого, то, во всякомъ случаѣ, не былъ совершенно покоенъ и питалъ кое-какія сомнѣнія, разрѣшить которыя надѣялся 5-го апрѣля вечеромъ, въ бесѣдѣ съ докторомъ, Уэллемъ и Джонсономъ.

Всѣ четверо оканчивали уже по-десятому стакану грога, безъ сомнѣнія не послѣднему, потому что, согласно съ инструкціями, изложенными въ письмѣ изъ Абердина, во время плаванія брига вся команда, начиная съ капитана и кончая кочегаромъ, не получала ни вина, ни пива. Крѣпкіе напитки отпускались только по случаю болѣзни да и то по предписанію доктора!

Около часу уже бесѣдовали объ отъѣздѣ. Если всѣ распоряженія капитана должны осуществиться, то Шандонъ получитъ завтра письмо, содержащее въ себѣ послѣднія инструкціи.

– Если это письмо,– говорилъ Шандонъ,– не объявитъ мнѣ имени капитана, то, по крайней мѣрѣ, укажетъ мѣсто назначенія брига. Безъ этого, куда-же мы отправимся?

– На вашемъ мѣстѣ,– отвѣтилъ нетерпѣливый докторъ,– я уѣхалъ-бы не выжидая. Могу васъ увѣрить, что письмо, которое вы ждете, попадетъ къ намъ въ свое время.