Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - [22]
— Я знаю, гдѣ онъ бываетъ, но не знаю его друзей, Пенденнисъ, говорилъ старшій Фирминъ. — Я не думаю, чтобы они были порочны, но эта компанія самая низкая. Я не обвиняю его въ порокахъ — замѣтьте, но въ лѣности, въ пагубномъ пристрастіи къ низкому обществу и къ сумасбродной самоубійственной рѣшимости пренебрегать возможностью на успѣхъ въ жизни. Ахъ! подумайте, гдѣ бы онъ могъ быть теперь и гдѣ онъ?
Гдѣ онъ? Не пугайтесь, Филиппъ только лѣнился, Филиппъ могъ заниматься гораздо прилежнѣе, гораздо полезнѣе, но и гораздо хуже. Я самъ такъ недавно занимался тѣмъ же, чѣмъ Филиппъ, что не могъ раздѣлять негодованіе доктора Фирмина на дурное поведеніе и дурныхъ товарищей его сына. Когда Фирминъ самъ кутилъ, онъ дрался, интриговалъ и картёжничалъ въ хорошемъ обществѣ. Филь выбиралъ своихъ друзей между бандитами, о которыхъ никто не слыхивалъ въ модномъ свѣтѣ. Можетъ быть ему хотѣлось играть роль принца между этими сообщниками; можетъ быть онъ былъ не прочь отъ лести, которую доставлялъ ему полный кошелёкъ между людьми, по большей части съ тощими карманами. Въ школѣ и въ своей краткой университетской карьерѣ онъ подружился съ людьми, которыя жили въ свѣтѣ и съ которыми онъ былъ и послѣ коротко знакомъ.
— Эти приходятъ и стучатъ въ парадную дверь, говаривалъ онъ съ своимъ прежнимъ смѣхомъ:- а бандиты входить черезъ анатомическую комнату. Я знаю изъ нихъ очень честныхъ; не одни бѣдные разбойники заслуживаютъ висѣлицу иногда.
Подобно многимъ молодымъ джентльмэнамъ, неимѣющимъ намѣренія серьёзно заниматься юриспруденціей, Филиппъ записался студентомъ въ одну изъ коллегій правовѣдѣнія и посѣщалъ лекціи, хотя увѣрялъ, что его совѣсть не позволяетъ ему практиковать (я не защищаю мнѣній этого щекотливаго моралиста, а только излагаю ихъ.) Онъ и тутъ познакомился съ темпльскими бандитами. У него была квартира въ Пергаментномъ Ряду, на двери которой вы могли прочитать: «Мистеръ Кассиди,» Мистеръ Ф.*** Фирминъ, Михтеръ Ванжонъ; но могли ли эти джентльмэны подвинуть Филиппа къ жизни? Кассиди былъ газетный стенографъ, а молодой Ванжонъ держалъ пари и вѣчно бывалъ на скачкахъ. Докторъ Фирминъ терпѣть не могъ журналистовъ и газетчиковъ, считалъ ихъ принадлежащими: къ опасному классу и обращался съ ними съ осторожной любезностью.
— Взгляни-ка на отца, Пенъ, говаривалъ Филиппъ, настоящему лѣтописцу:- онъ всегда смотритъ на васъ съ тайнымъ подозрѣніемъ и никакъ не можетъ опомниться отъ удивленія, это вы джентльмэны. Я люблю, когда онъ играетъ съ вами роль лорда Чатама, снисходительно обращается съ вами, даётъ вамъ цаловать свою руку. Онъ считаетъ себя лучше васъ — развѣ вы не видите? О, это образецъ père noble! Мнѣ слѣдовало бы быть сэромъ Чарльзомъ Грандисономъ.
И молодой шалунъ передразнитъ улыбку отца, представитъ, катъ докторъ прикладываетъ руку къ груди и выставляетъ свою красивую правую ногу. Я признаюсь, что всѣ эти движенія и позы были нѣсколько напыщенны и жеманны.
Какими бы ни были отцовскіе недостатки, вы скажете, что Филиппу не слѣдовала критиковать ихъ — въ этомъ я не стану защищать его. У жены моей жила дѣвочка, которую она нашла на улицѣ. Она пѣла какую-то пѣсенку. Дѣвочка не могла еще говорить, она только лепетала свою пѣсенку; она ушла изъ дома, не зная какой опасности она подвергалась. Мы держали её нѣсколько времени, пока полиція не нашла ея родителей. Наши слуги выкупали её, одѣли и отослали домой въ такомъ опрятномъ платьицѣ, какого бѣдняжка не видала никогда, пока судьба не свела её съ добрыми людьми. Она часто у насъ бываетъ. Отъ насъ она всегда уходить чистенькая и опрятненькая, а къ намъ возвращается въ лохмотьяхъ и въ грязи. Негодная шлюха! Позвольте спросить, чья обязанность держать её въ чистотѣ? Положимъ, какая-нибудь причина мѣшаетъ Филиппу чтить его отца; докторъ не позаботился очистить отъ грязи сердце мальчика и съ. небрежностью и съ равнодушіемъ заставилъ его блуждать по свѣту. Если такъ горе этому доктору! Если я беру моего маленькаго сына къ таверну обѣдать не долженъ ли я заплатить за него? Если я позволяю ему въ нѣжной юности сбиться съ пути и если съ нимъ сдѣлается вредъ, кто въ этомъ виноватъ?
Можетъ быть тѣ самыя оскорбленія, на которыя жаловался отецъ Филя, были въ нѣкоторой степени возбуждены недостатками отца. Онъ быль такъ раболѣпенъ передъ знатными людьми, что сынъ въ бѣшенствѣ гордо обращался съ ними и избѣгалъ ихъ. Онъ былъ такъ важенъ, такъ вѣжливъ, такъ льстивъ, что Филь, возмущаясь этимъ лицемѣрствомъ захотѣлъ быть откровеннымъ и фамиліярнымъ циникомъ. Знатные старики, которыхъ докторъ любилъ собирать у себя въ домѣ, торжественные люди старинной школы, которые обѣдали торжественно другъ у друга въ торжественныхъ домахъ — такіе люди, какъ старый лордъ Ботли, баронъ Бёмишеръ, Криклэдъ (который издалъ Путешествіе по Малой Азіи въ 1804), епископъ Сен-Бизъ и тому подобные, грустно качали головою, когда разговаривали въ клубѣ о негодномъ сынѣ Фирмина. Изъ него не выйдетъ ничего путнаго; онъ очень огорчаетъ своего бѣднаго отца; онъ участвовалъ въ разныхъ сходкахъ въ университетѣ; ректоръ коллегіи св. Бонифація отзывался весьма неблагопріятно о нёмъ; а на торжественныхъ обѣдахъ въ Старой Паррской улицѣ — чудныхъ, дорогихъ, безмолвныхъ обѣдахъ — онъ обращался съ этими старыми джентльмэнами съ фамильярностью, заставившею ихъ старыя головы трястись отъ удивленія и негодованія. Лордъ Ботли и баронъ Бёмишеръ представили сына Фирмина въ Левіаѳановскій клубъ. Блѣдные старики въ испугомъ отступили, когда онъ явился тамъ. Онъ принесъ съ собою запахъ табаку; онъ былъ способенъ курить даже въ гостиной. Они дрожали передъ Филиппомъ, который, съ своей стороны, наслаждался ихъ старческимъ гнѣвомъ и любилъ побѣсить ихъ.
«Ярмарка тщеславия» — одно из замечательных литературных произведений XIX века, вершина творчества классика английской литературы, реалиста Вильяма Мейкпис Теккерея (1811–1863).Вступительная статья Е. Клименко.Перевод М. Дьяконова под редакцией М. Лорие.Примечания М. Лорие, М. Черневич.Иллюстрации В. Теккерея.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это можно называть как угодно - «светом», «гламуром», «тусовкой»... суть не меняется. Погоня за модой. Преклонение перед высшими, презрение к низшим. Смешная готовность любой ценой «превзойти Париж». Снобизм? Да еще какой! Изменилось ли что-то за прошедшие века? Минимально, - разве что вместо модных портных появились кутюрье, а журналы для «леди и джентльменов» сделались глянцевыми. Под пером великого острослова Уильяма Теккерея оживает блеск и нищета английского «света» XIX века - и читатель поневоле изумляется, узнавая в его персонажах «знакомые все лица».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"Записки Барри Линдона, Эсквайра" - первый роман Уильяма Теккерей. В нем стремительно развивающийся, лаконичный, даже суховатый рассказ очевидца, где изображены события полувека, - рассказ, как две капли воды похожий на подлинные документы XVIII столетия.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.