Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - [156]

Тутъ эта дама взглянула черезъ столъ на своего мужа съ страннымъ торжествомъ въ глазахъ; она знала, они оба знали, человѣка, который лучше всѣхъ на свѣтѣ годился въ помощники сэру Джону — джентльмэна воспитывавшагося въ университетѣ, человѣка отлично знавшаго европейскіе языки, особенно францѵаскій. Читатель навѣрно угадаетъ, кто былъ этотъ человѣкъ.

Трегарванъ давно покоится возлѣ своихъ предковъ, Европа давно обходится безъ своего Обозренія, но учрежденіе этого органа принесло большую пользу Филиппу Фирмину и помогало ему доставлять своей семьѣ насущный хлѣбъ. Когда въ дѣтской Филиппа появился второй ребёнокъ, онъ хотѣлъ переѣхать съ квартиры въ Торнгофской улицѣ, еслибы не настойчивыя просьбы Сестрицы.

Хотя у Филиппа Фирмина было очень признательное сердце, всѣ сознавались, что онъ бывалъ непріятенъ иногда, запальчивъ въ разговорѣ и вспыльчивъ въ поступкахъ, и мы теперь дошли до того періода въ его исторіи, когда онъ имѣлъ ссору, въ которой, я съ сожалѣніемъ долженъ сказать, онъ былъ неправъ.

Я уже говорилъ, какъ давно Мёгфордъ и Филиппъ были раздражены другъ противъ друга.

— Если Фирминъ бѣденъ какъ крыса, это не причина, чтобъ онъ принималъ такое обращеніе и такъ важничалъ съ человѣкомъ, который даётъ ему насущный хлѣбъ, довольно справедливо доказывалъ Мёгфордъ. — Какое мнѣ дѣло до того что онъ воспитывался въ университетѣ? Чѣмъ я хуже его? Я лучше его мошенника отца, который тоже воспитывался въ университетѣ и жилъ въ знатномъ обществѣ. Я самъ сдѣлалъ себѣ дорогу въ свѣтѣ и содержалъ себя съ четырнадцати лѣтъ, да еще помогалъ матери и братьямъ, а этого не можетъ сказалъ помощникъ моего редактора, который даже самъ себя не можетъ содержать. Я могу получиѵь пятьдесятъ такихъ помощниковъ редактора какъ онъ, стоитъ только закричать изъ окна на улицу. Я теряю съ нимъ всякое терпѣнье!

Съ другой стороны, и Филиппъ имѣлъ привычку также откровенно высказывать свои мысли.

— Какое право имѣетъ этотъ человѣкъ называть меня просто Фирминъ? спрашивалъ онъ. — Я Фирминъ для равныхъ мнѣ и моихъ друзей. Я работникъ этого человѣка за четыре гинеи въ недѣлю. Я ему заработываю эти деньги и каждую субботу мы квиты. Называть меня Фирминомъ и тыкать меня въ бокъ! Я задыхаюсь при мысли объ его проклятой фамильярности!

Эти люди не должны были сходиться и это была большая ошибка женскаго заговора, которая сблизила ихъ.

— Опять приглашеніе отъ Мёгфорда. Было рѣшено, что я болѣе никогда у него не буду, и я не поѣду, говорилъ Филиппъ своей кроткой женѣ. — Напиши, что мы дали слово другимъ, Шарлотта.

— Они зовутъ 18 будущаго мѣсяца, а теперь только 23, замѣтила Шарлотта. — Мы не можемъ сказать, что мы приглашены такъ надолго.

— У него будетъ большой обѣдъ, уговаривала Сестрица. — Вы не можете поссориться тогда. У него доброе сердце и у васъ также. Съ нимъ вамъ не годится ссориться. О, Филиппъ! простите ему и будьте друзьями!

Филиппъ уступалъ увѣщаніямъ женщинъ, какъ мы уступаемъ всѣ, и въ Гэмпстидъ было послано письмо, что мистеръ и мистриссъ Фирминъ будутъ имѣть честь и пр.

Въ качествѣ издателя газеты, учители музыки и оперные пѣвцы ухаживали за Мёгфордомъ, и онъ любилъ угощать за своимъ гостепріимнымъ столомъ, хвастаться своими винами, серебромъ, садомъ, богатствомъ, добродѣтелями за обѣдомъ, между тѣмъ какъ артисты почтительно слушали его. Мистриссъ Равенсуингъ была вынуждена дурнымъ поведеніемъ мужа, нѣкоего мошенника Уокера, поступить на сцену. По смерти Уокера она вышла за Ульси, богатаго портного, который оставилъ своё ремесло и заставилъ жену сойти со сцены. Нельзя найти людей болѣе достойныхъ, но мистриссъ Ульси говоритъ громко, неправильно, называетъ мущинъ просто по именамъ, очень любитъ портеръ, садится за фортепіано и поётъ очень охотно, и если вы посмотрите на ея руки, когда они лежитъ на клавишахъ — ну, я не желаю сказать ничего злого, но я принуждёнъ признаться, что эти руки не такъ бѣлы какъ клавиши, по которымъ онѣ ударяютъ. Ульси съ восторгомъ слушаетъ жену. Мёгфордъ упрашиваетъ её выпить рюмочку, и добрая душа отвѣчаетъ, что она выпьетъ. Она сидитъ и слушаетъ съ необыкновеннымъ терпѣніемъ, какъ маленькіе Мёгфорды играютъ свои экзерсисы, а потомъ опять готова воротиться въ фортепіано и еще пѣть и еще пить.

Я не говорю, чтобъ это была женщина изящная или приличная собесѣдница для мистриссъ Филиппъ, но я знаю, что мистриссъ Ульси была добрая, ласковая и не глупая женщина и что Филиппъ грубо обошолся съ нею. Онъ говорилъ, что онъ не имѣлъ намѣренія быть съ нею грубымъ, но дѣло въ томъ, что онъ обошолся съ нею, съ ея мужемъ, съ Мёгфордомъ и съ мистриссъ Мёгфордъ надменно и не въ духѣ и что это раздражило ихъ.

Объ этой бѣдной женщинѣ, которая была скромна и невинна какъ Сусанна, Филиппъ слышалъ злыя исторіи отъ злыхъ людей въ злыхъ клубахъ. Въ обыкновенномъ случаѣ Филиппъ и не подумалъ бы ни о чьей прошлой жизни и занялъ бы всякое мѣсто, назначенное ему за столомъ. Но когда мистриссъ Ульси въ измятомъ атласѣ и грязныхъ кружевахъ явилась и была почтительно привѣтствуема хозяиномъ и хозяйкой, Филиппъ вспомнилъ разсказъ о прежней жизни этой бѣдной женщины, глаза его сверкнули гнѣвомъ, а грудь забилась негодованіемъ.