«Приключения, Фантастика» 1993 № 05-06 - [5]

Нет Ему границ и краёв, а есть лишь перемещение из одной Его сферы в другую, есть перетекание из одной Его формы в другую и скольжение с одной Его двенадцатимерной поверхности на предыдуще-последующую сквозную поверхность по сферам-веретенам, в обход миров плоских и с заходами на них.

Исцелением всевидения воплощаемому открывается зрение в первых тридцати двух измерениях, и становится ему зримым прежде сокрытое от слепых глаз его. Но узреть всю непостижимость и многоиномерность Пристанища не дано никому, ибо Извне Оно создано, но ничто извне Его не существует, и нет из Него выхода во Внешние миры, ибо и самих их нет, а существуют они лишь в проекциях, отбрасываемых Пристанищем па плоскости внешне-предповерхностных сфер и окраинных миров-гирлянд, связанных пуповинами с гиперточками Мирозданий. Знание полное — смерть и тщета.

Знание видимого мира — обман. Знание законов бытия Пристанища обретение вечности и растворение в вечном…

Иван осторожно приоткрыл один глаз.

Зеленоватое мертвенное свечение поигрывало на толстенных трубах.

Каменный пол. Туман. Фиолетовые испарения меж развалин и обломков. Трубы вдруг шевельнулись… и Иван понял, никакие это не трубы, а кольца, огромные кольца, в которые свёрнуто ещё более огромное змеиное тело. Но это не змея. Это Змей! — Иван сразу вспомнил страшную голову с жёлтыми клыками и раздвоенным языком. Всё ясно. Он во власти этого гада! Всё понятно. Сила Змея оказалась могущественнее Кристалла, она довела бойцов Балора до исступления, до братоубийственной резни. Теперь нет никого. Ни Балора, ни его воинства, ни Алены… один только Змей. И он сам, почему-то живой, мерно покачивающийся из стороны в сторону.

— Кто ты? — спросил Иван, не надеясь на ответ. И в тот же миг перед его лицом выросла огромная голова с жёлтыми горящими глазами. Раздвоенный чёрный язык чуть подрагивал. Из пасти обдавало зловонием. Большие острые зубы наводили на нехорошие размышления. И вместе с тем Змей был явно разумным, более того, он обладал огромной силой внушения. Единственный, судя по всему, его недостаток заключался в том, что он не знал одной вещи — сидевший на плитах человек не поддавался гипнозу.

— Я Великий Змей Незримых Глубин! — прошипела чудовищная голова. — Я поднялся на поверхность и поглотил мешающих мне спать. Но я сохранил тебе жизнь, ибо не смог постичь цепь твоих воплощений. В твоем мозгу, путник, есть закрытый сектор. Скажи мне, что ты таишь в нём?

— Мне самому об этом не сказали, такие вот дела, о Великий Змей, плохо скрывая иронию изрек Иван. — Ответь и ты мне: я в Пристанище?

— Пристанище повсюду! — напыщенно ответил Змей. Кругом одно и то же, подумалось Ивану. Паранойя! Говорящие змеи, лешие, глиняные убийцы…

Захотелось чего-то настоящего, реального, земного.

— Пристанище реальнее всего во Вселенных! — сказал Змей. — Всё прочее лишь отражения Внутреннего мира. Мне, Хранителю Мудрости, это открыто. И когда твой ум, твоя душа и твои знания перейдут в меня, а тело твое послужит основой для Всеобщего Совершенствования малых и Перевоплощения в Единое Большое, океан моих знаний станет полнее на одну каплю. Да, капля по капле собираются океаны мудрости, путник. Миллионы лет нужны для подъема над бытием.

— И скольких ты воплотил в себя. Змей? — спросил Иван.

— Всех, кто пересекал мою дорогу. Всех, кто нарушал мой сон в Пучинах Незримых Глубин. Всех, видевших и созерцавших меня в разных мирах и измерениях…

— Так что же остановило тебя? Почему ты сразу же не вобрал в себя мой ум, мою душу, мои знания?! Ты же почти всемогущ? Ты же не ведаешь жалости?!

Тебе не знакомо чувство сострадания. Ответь, о мудрый Змей!

Шип перешел в пронзительный свист, в выпученных глазах мелькнули и пропали красные огоньки. Змей явно встревожился, это было видно. Но он ответил.

— Да, Иван, я мог бы тебя поглотить в первые же минуты, как я поглотил духовные сущности этих жалких и немощных воинов во главе с их одноглазым предводителем. Ты ведь заметил, что когда они вырезали друг друга, в них уже не оставалось ничего разумного, ничего светлого, они были куклами, умерщвляющими друг друга. И мне не было их жалко. Я не умею сострадать, ты прав. И я бы поглотил тебя вместе с ними, но…

Иван осмелел. Встал. Огляделся. Сквозь туман и фиолетовые испарения он ни черта не увидал — только развалины, только каменные глыбы. Этот разрушенный, затерянный мир просто преследовал его!

— Говори прямо — почему ты не воплотил меня?! И я буду прям с тобою.

Ты ведь действительно умнее и выше всех, кого я встречал в Пристанище и в охранительных слоях, в мирах-гирляндах и во всех кругах Внешнего Барьера.

Змей был явно польщен. Он высоко поднял голову, прищурил глаза. Голос его прозвучал добрее и вкрадчивей.

— Не прельщайся, путник, ты не мог побывать во всех кругах Внешнего Барьера, для этого мало сорока вечностей! Миры-гирлянды — это вечность в степени вечности, повторенная в семидесяти двух Вселенных и тридцати трёх Антивселенных. Но ты нравишься мне, ты не ползаешь в пыли жалким червяком, ты не молишь о пощаде; ты не бросаешься словно дикарь с мечом и огнём. Ты вправе постичь кое-что из кладезя мудрости до священного акта воплощения. Слушай же!