Приключения бравого солдата Швейка в русском плену - [93]

Сам генерал Чередников, сопровождаемый капитаном Бойковым, смотрел за тем, как казаки гонят пленных и распределяют их в вагоны по сорока человек.

– Я меньше бы обрадовался ордену Екатерины, чем избавлению от этой нечисти, – сказал он. – Я говорил вам, Василий Петрович, что командование Западным фронтом прямо указывает, что аэропланы, посланные на позиции, были разбиты здесь. Полковник Николай Кузьмич из-за этого идёт под суд. Никто, кроме этой твари, не мог натворить таких бед. Они воспитаны-то л патриотическом духе.

– А я, ваше превосходительство, позволю себе заметить, что между ними есть чехи – элемент неприязненный Австрии. Но и они все равно крадут. У меня есть сведения от приятеля из Гомеля: шесть прикомандированных на службу в воздухоплавательное отделение пленных разрезали двадцать баллонов и отнесли их на базар. Они люди образованные, но крадут, сволочь паршивая! – И добросовестный Василий Петрович вытер рукою лоб. – Чем человек образованней, тем он больше крадёт, – сказал он.

– Да, да, это правда, – подтвердил генерал Чередников, наблюдая, как к вагонам прицепляют паровоз.

– Вы, Василий Петрович, человек, повидавший свет и бывалый. Вы окончили с наградой?

– Я, ваше превосходительство, учился довольно плохо, – ответил капитан, добавляя про себя: «А за тобой, мошенник, в воровстве не угонюсь».

На вагон, в котором находились Ванек и Марек, Швейк прибил гвоздями знак Красного креста, для того чтобы в него «не трахнул немец». А когда поезд тронулся и прошёл вокзал, Швейк высунул голову из окна и помахал рукой капитану.

У ФРОНТА

Никому не представляется такой возможности повстречаться с новыми людьми и приобрести новые знакомства, как обитателям городов и деревень, расположенных в районе военных действий.

Иногда до четырех раз за день занимают их избы новые отряды войск, а иногда несколько раз они переходят из рук в руки. Никто никому не говорит своего имени, никто ни с кем не обменивается визитной карточкой, но со стороны гостей наблюдается по отношению к хозяевам большая доверчивость, а интимная дружба при этом подразумевается сама собою. Гости нисколько не стесняются и ведут себя как дома.

Офицеры нисколько не считают себя виновными в нарушении супружеских прав, если они ложатся в постель вместе с женой владельца дома, который устраивается здесь же, с другой стороны, беспокойно ворочаясь, чтобы напомнить своей жене о её долге, и щипля себя, чтобы не уснуть, причём, как только ночлежник начинает переворачиваться, глава семьи перестаёт дышать…

То же самое не считается нарушением семейных прав, если располагается с десяток солдат в спальне дочери хозяина дома или в кухне, где на печи спят две женщины и выглядывают несколько детских голов.

Все это делается потому, что страна в опасности, и всякий разврат, насилие и безнравственность, совершенные в одну ночь, утром смываются орудийным выстрелом, раздавшимся с противоположной стороны: да здравствует защита народа и оборона отечества!

Офицер Алексей Прокофьич Баранов, командовавший 208-й рабочей ротой, отправленной на позиционные работы из Витебска, уже в поезде убедился, что такого счастья, как располагать ротой пленных и быть их неограниченным властелином, больше в его жизни никогда не представится и что это обстоятельство нужно использовать как можно полнее. Поэтому сейчас же в Молодечно, где они остановились, выжидая дальнейших распоряжений от штаба, он продал еврею половину лопат и кирок, топоров и мотыг, которые, по его мнению, были излишни.

За это он получил восемьсот рублей. Но так как он был поклонником круглых цифр, то прибавил к этому два мешка сахару и ящик чаю, за что евреи ему добавили ещё двести рублей.

В восторге от своих способностей, проявленных в том, что он быстро освоился со своей задачей начальника, он обходил поезд, ожидая солдат, которых должны были назначить ему в Молодечно в качестве конвоиров.

Солдаты пришли, заглянули в каждый вагон и заявили, что всякого, кто попытается бежать, они расстреляют на месте. Это были старые ратники ополчения, сибиряки, в общем хорошие люди, которые впервые увидели железную дорогу, когда их везли на позиции, и пленных они на самом деле боялись.

Сейчас же вслед за этим был получен приказ: роте отправиться походным маршем в Будслав, на постройку дороги, о расквартировании заявить на месте, где комендатура для этой цели назначит свободную деревню.

В этот день чиновник возымел благие намерения послать в интендантство за хлебом, но приказ требовал немедленной отправки, а раздача хлеба задержала бы роту не менее чем на час. Поэтому было решено:

– Вон из вагонов, выступать в поход! Одновременно он приказал раздать на руки инструменты. При этом оказалось, что даже на одну треть ни лопат, ни кайл не хватит и что работать будет нечем. Однако офицер не унывал:

– Ничего, зато не будет тяжело в походе, а при работе будете меняться.

И действительно, за весь переход, продолжавшийся четыре дня, никто не предъявил особого желания нести десятикилограммовые железные ломы, а позже во время работы никогда не происходило драки из-за инструментов. Те, которым их недоставало, говорили: