Приключения, 1985 - [49]

— Добьюсь любой ценой разрешения партии уйти на фронт. Мое место там… Место каждого коммуниста, какой бы национальности он ни был, — сегодня на фронте…

— А я? — с отчаянием спросила Сирена и бросила взгляд на дочку.

— Тебе работа найдется в тылу… И береги доченьку — она должна выжить в этом страшном урагане, потому что без детей мы как сосны без корней…

«Я знаю, какие трудности стоят передо мной, но знаю и то, какое… задание доверено мне и моим товарищам»

Свою группу Олекса формировал, готовил тщательно, обращая особое внимание на отработку действий в боевой обстановке, в тылу у фашистов. Там хоть и родные места, но засели в них враги.

Перед отъездом из Москвы Олексу принял Клемент Готвальд. Готвальд много работал в эти напряженные дни, очень устал, но Олексу встретил приветливо, с тем радушием, на которое был щедр к полюбившимся ему людям.

— Как настроение группы? — прежде всего спросил он.

— Боевое, товарищ Готвальд.

— Надежные люди?

— Верю, как в себя.

— Это хорошо, — сказал Готвальд, — без веры в таком деле нельзя… С кем пойдешь в огонь?

— Михаил Мажорович — вы слышали о нем, инструктор Закарпатского крайкома… На партийной работе в Мукачеве был Самуил Габерман. Третий наш товарищ — венгр из Комарово Дьюла Кеваго, токарь, Хорти бросил его за решетку… Выбрался, в эмиграции в СССР, с первых дней войны добровольцем в Красной Армии. Есть боевой опыт и у Иожефа Деканя — бывший боец Интернациональной бригады в Испании, дважды был ранен. Радистом у нас будет хороший паренек, инженер из Москвы Виталий Розовский.

— Действительно, интернациональная группа… Хорошо подготовились? Времени ведь было в обрез…

— Всему обучились — стрелять, взрывать, прыгать с парашютом…

— Все это пригодится. Но задача твоя важнее. Интернациональный состав группы — не случайность. Центральные Комитеты компартий Чехословакии и Венгрии приняли решение о создании на Закарпатье одного из руководящих оперативных центров для координации действий партизанских групп и подпольных организаций. Ты возглавишь его… Желаю успеха, товарищ Олекса.

Помолчал, совсем просто добавил:

— Пусть тебе повезет…

И вот настала та минута, которая должна была настать… Первой из Москвы уезжала Сирена в город, который еще был тыловым, а завтра там ляжет линия фронта. Олекса прощался с женой у теплушки. На руках у Сирены — дочь, у ног — тощая сумочка. Вагоны, весь вокзал забиты красноармейцами — их ждал фронт — и стариками, женщинами, детьми, уезжающими в эвакуацию.

— Сколько раз мы с тобой прощались, Олекса? — грустно спросила Сирена.

— И всегда встречались! — нарочито бодро ответил Олекса.

Медленно уходил эшелон, Олекса бежал рядом с теплушкой, будто старался задержать печальный состав.

— Я напишу тебе! Мы снова встретимся!

Он написал Сирене еще из Москвы:

«Моя любимая Путю!

Завтра мы едем на работу. На этот раз уже наверняка. Наша отправка очень затянулась, и это достаточно усложнит нашу работу в самом начале. Но что поделаешь. Война есть война. Все же я надеюсь, что наша работа увенчается успехом. Мы все от нас зависящее будем делать, чтобы так и случилось.

Пришло то время, о котором мы говорили на протяжении многих лет. Такой войны, которую мы переживаем сейчас, не знала история. Будет это тяжелая и длительная война. Вырвет она немало жизней и принесет большое опустошение. Трудно сказать, какими формами и путями пройдет эта война, но одно можно сказать с уверенностью: в конце концов победа будет нашей. И мое самое большое желание — дожить до той минуты, когда мы будем победителями. И я твердо верю, что доживу до этой счастливой минуты…»

Когда он писал эти строки, война уже бушевала на огромных пространствах. Фашистские армии рвались к Москве, пали Минск, Киев, многие другие города.

Страна, давшая приют Олексе Борканюку, была в огне. На его родной земле над Мукачевом, Ужгородом, Хустом развевались знамена хортистской Венгрии.

Карпаты стояли в осеннем золоте, молчаливые, грозные. На дальних полонинах, на горных тропах появились первые партизаны. Он рвался к ним всем сердцем, торопил подготовку группы. И путь его к Карпатам лежал через Геленджик. Туда Олекса и его товарищи отправились воинским эшелоном. Он медленно пробирался на юг мимо других эшелонов — с красноармейцами, орудиями, мимо санитарных поездов, мимо забитых беженцами вокзалов. Этому составу уступали дорогу…

В Геленджике, где еще было спокойно и море тихо катило волны у самой кромки небольшого аэродрома, Олекса и его товарищи расположились в маленьком домике. В один из вечеров, когда нетерпение уже достигло предела, они слушали сводку от Советского Информбюро.

Левитан с горечью сообщал:

— В истекшие сутки шли тяжелые, кровопролитные бои на всех фронтах… После упорного сопротивления наши войска оставили города…

Над Карпатами свирепствовали необычные для зимней поры грозы. Порывистые ветры схватывались в единоборстве на верховине и полонинах, раскачивали вековые сосны, гнули к земле буки и ясени.

Под снегопадами стыли в молчании редкие села, искали спасения от бурь овечьи отары, вышли из берегов и стремительными потоками ринулись в долины горные реки, разбивая в щепки плоты.