Приключения 1984 - [155]

Честное слово, в ту минуту я вновь подумал, что прокурор продолжает игру, все сочиняя. Но он говорил внешне вполне серьезно, и мне ничего другого не оставалось, как участвовать в его игре. А может быть, так и ведутся расследования, что в какие-то моменты порой и впрямь напоминают игру? Невеселые это игры.

— Да, вы правы, двое сумели бы справиться с ним, — сдержанно подсказал я, чтобы он ни в коем случае не догадался о мыслях, только что посетивших меня. Прочти он их, и, как знать, не завершилось ли бы на этом мое участие в следствии, чем я уже по-настоящему начинал дорожить.

— Смотря кто это был бы. Он и с двумя противниками вступил бы в борьбу — крепок был здоровьем. И злой волей своей.

— А вы не исключаете, что этим вторым могла быть Галина?

— Чтобы говорить о втором, не помешало бы знать первого, — на этот раз добродушно усмехнулся прокурор. — Не исключено. Если то была она, вряд ли она совершит ошибку, которая выдаст ее. Хитрая женщина. Но этот клубок мы все равно распутаем, хотя пока мы знаем лишь меньшую часть того, что произошло. Вообще же должен вас предупредить, что нас даже никакие сроки не торопят.

— Как это понимать? — не поверил я, потому что до сих пор он сам действовал и меня просил все делать безотлагательно.

— А вы рассудите спокойно, без охотничьего азарта. По-человечески. Этот Сличко получил свое. И у нас есть все основания предположить, что произошел несчастный случай. Не забудьте о его легком опьянении. Иначе говоря, в состоянии опьянения он просто упал в овраг.

— Вы готовы сделать такой вывод, чтобы не искать, кто его убил? — все еще не верил я.

— Я бы так и поступил. Если б, конечно, имел право. У меня нет доказательств, но вполне возможно, что и моего старшего брата в сорок втором году погубил этот тип. Зато у меня есть доказательства участия этого мерзавца Сличко, — голос Привалова неожиданно задрожал, и он теперь смотрел мне прямо в глаза, не моргая, — в других трагедиях. Так что он получил свое, даже если некто совершил над ним самосуд. Он получил свое. И тетю Пашу он мог задушить, что бы там ни показывала экспертиза. А что касается девчонки, — голос его мягче не стал, и он по-прежнему смотрел на меня в упор, так смотрел, словно гипнотизировал меня, — она могла отравиться по той же причине, по какой две ее сестры, более опытные в житейском смысле, ушли из дома, в котором появился отец. Могла ведь, могла.

Привалов замолчал и резко отвернулся к стене. То ли он слишком многое сказал мне, то ли недоговорил чего-то. Я понял, что не следует спорить с ним. Все доводы, какие я мог бы ему привести, он наверняка и сам себе приводил.

Помолчав минуту, я все-таки сказал:

— Но самая старшая не ушла.

Ему будто нужен был хоть такой, хоть самый простенький вопрос, чтобы прийти в обычное состояние. Он вздохнул коротко, решительно и обернулся ко мне:

— Хотя эта самая старшая, Софья, в ту ночь была на работе, с шести вечера до шести утра, как и вы, дежурила в больнице, я ей не верю, ни одному ее слову не верю.

— Да я не об этом, — возразил я. — О другом. Должна же существовать причина, которая заставляла ее оставаться в доме, не уходить из него, как те две сестры?

— Причина может быть и та, что все люди разные. Даже дети предателя.

— Или — тем более дети предателя. Ни в чем не виновные, — вставил я, но Привалов пропустил эту реплику мимо ушей.

— Была причина, — продолжил он. — Завещание тетки. Нотариус уже ознакомил меня с ним. С этим любопытным документом. Любопытным не столько потому, что тетка в случае своей смерти завещала весь дом одной, именно этой своей старшей племяннице. Завещание любопытно своей датой. Покойная тетушка явилась в нотариальную контору как раз в то утро, когда было обнаружено, что ограблен магазин на Микитовке. Если верить расчету вашего друга Чергинца, Сличко уже был здесь.

— Тетка предвидела свой скорый конец? — ужаснулся я.

— Необязательно. — Прокурор уже был совершенно спокоен. — Понимаете, она даже договорилась с нотариусом: придет на днях, чтобы вообще переписать дом на Софью. Но когда — на днях? Когда Сличко уедет? Или когда его заберет милиция? Или кто-то его убьет? Заметьте, что Вера и Надежда — про младшую я не знаю — понятия не имели, что дом уже определен старшей сестре. А Софья об этом знала.

— Как же те две объясняют свой уход?

— Одна тем, что боялась потерять то ли жениха, то ли еще не жениха, то ли уже не жениха. Вторая — ссорой со старшей сестрой, но не из-за дома. И обе — присутствием отца. Я с ними не встречался, все это они говорили следователю угрозыска. А разрешение на похороны я дал.

— Угрозыск работает, прокуратура работает. Ну для чего вам я еще нужен?

— Доктор, истину надо установить. И ваша помощь, поверьте, очень нужна. Скоро вы сами в этом убедитесь. Но вас с Чергинцом, повторяю, никакие сроки не лимитируют. Ну, почему вы не хотите меня понять? — вопросом ответил мне прокурор. Насколько я знал, подобная манера разговора была ему чужда, чаще всего он был точен. — Если бы мы имели дело с уголовниками, рецидивистами, я бы вас ни о чем не просил и ни во что не вмешивал. Но обычно люди, пусть даже и запутавшиеся в чем-то и совершившие что-либо нехорошее — слово «преступление» пока произносить не буду, — легче открывают душу в неофициальной обстановке, чем в кабинете прокурора или следователя. А нам сейчас важнее узнать причины. Чем все кончилось, и так ясно. И здесь вы с Чергинцом незаменимы. Но от сестер и Чергинец ничего не узнает, — добавил он. — Есть другая дорога.