Приключения, 1979 - [127]

В начале войны Воропаев добровольцем ушел на фронт, воевал храбро, отличился в боях за Харьков. Двое его сослуживцев, которых мы разыскали в одной из частей оборонявшейся здесь армии, подтвердили, что, когда кончились горючее и боеприпасы, сержант подорвал свой танк и вместе с ними выходил из окружения. Но по дороге простудился и заболел воспалением легких. В тяжелом состоянии его пришлось оставить в селе Шаповаловка у колхозницы Анны Карповны Франько.

Сам Воропаев честно сознался, что, оправившись после болезни, он проявил малодушие: привязался душой к своей спасительнице. Анна, судя по описаниям, была красивой 35-летней женщиной. Сидеть бы ему и по сей день в уютно оборудованном подполье, но неделю назад произошло событие, заставившее вспомнить о присяге и воинском долге.

Ночью их с Анной разбудил лай собаки. Они услышали шум автомобильного мотора и немецкую речь. Анна пошла открывать, а он юркнул в погреб и затаился. В комнату вошло несколько человек. По голосам определил, что среди них была женщина и русский. Анне приказали накрыть на стол и убираться спать в хлев — распоряжалась женщина по имени Гелена. Оставшись в доме одни и не подозревая о погребе, вырытом здесь же под кухней дома, приезжие продолжали разговор. К одному немцу все обращались уважительно — «герр генерал», а к русскому — «господин полковник». Переводила Гелена. Всего разговора Воропаев по памяти восстановить не мог, но суть его сводилась к следующему. Немецкий генерал хотел, чтобы русский полковник перешел линию фронта и нашел пути для встречи с видным советским генералом для передачи ему письма.

Полковник вначале отказывался. Он боялся, что могут возникнуть осложнения при переходе линии фронта и что советский генерал, получив письмо «герра генерала», прикажет арестовать и расстрелять его. Немец настаивал.

Через линию фронта, говорил он, господина полковника проведут беспрепятственно, а что касается советского генерала, он встретит посланца от немецкого командования с распростертыми объятиями. Он близкий друг многих германских военачальников и, больше того, поклонник фрейлейн Гелены. А в неотразимости чар фрейлейн господин полковник сможет убедиться лично — до утра времени еще вполне достаточно...

Утром немцы с советским полковником уехали в сторону фронта, а он, Воропаев, решил, что не может держать при себе такую страшную тайну, и твердо решил пробираться к своим.

Воропаева доставили в Особый отдел фронта. Нужно ли говорить, как внимательно мы изучали и анализировали его показания. Ведь речь шла не просто о добром имени и чести советского генерала, а и о человеке, занимавшем исключительно ответственный пост.

В показаниях Воропаева была одна очень серьезная натяжка. Сам он немецкого языка не знал, но довольно подробно передал ту часть разговора, где речь шла об интимной связи Гелены с советским военачальником и о том, как немец предложил «господину полковнику» воспользоваться ее благосклонностью. По Воропаеву выходило, что переводчица говорила о себе в третьем лице. К сожалению, этого было мало, чтобы доказать лживость показаний «окруженца» — он ведь предупредил, что, не помня всех деталей, пересказывает лишь суть разговора, и при случае мог сослаться на то, что к такому выводу он пришел после всего услышанного.

Дело сержанта Воропаева было поручено лейтенанту госбезопасности Любченко. За линию фронта его сопровождал разведчик Иван Чайка. Он накануне выписался из госпиталя.

До Шаповаловки добрались на четвертые сутки без особых приключений, но уже там, на месте, сложности возникали одна за другой. Даже ночью подойти к хате Анны Франько незамеченными не было возможности. Потом неизвестно, как встретит Анна советских разведчиков. Если Воропаев немецкий шпион, не исключено, что его подруга «в курсе». В таком случае не миновать беды — в селе стоял немецкий гарнизон.

Решено было искать встречи с местными партизанами, хотя сроки и поджимали — на всю операцию было отпущено десять дней, — другого выхода не было. Но не прошло и суток, как Иван Чайка привел в небольшую рощицу, где укрывался Любченко, паренька лет шестнадцати, на щуплом теле которого каким-то чудом разместилось столько оружия, что его хватило бы на отделение солдат. Паренек — звали его Филя — оказался человеком обстоятельным. Только окончательно убедившись в полномочиях Любченко, он сказал, что их горю можно помочь. Немного подумав, он предложил план, с которым разведчики согласились.

Филя сбегал в село и, возвратившись через час, сообщил, что их человек еще раньше сговорился с Анной идти на Козье болото за клюквой. Места там глухие, и товарищи без помех смогут допросить и Франько, и обязательно их человека, чтобы Анна, не дай бог, ничего не заподозрила, ведь ее двоюродный брат служит старшим полицаем в соседнем селе Межеречье.

Партизанская связная вывела Анну к условленному месту, когда солнце еще не поднялось над верхушками деревьев. Любченко, у которого к тому времени полностью сложился план проверки, приказал Чайке «допросить» вторую женщину, а сам увел Анну подальше от тропинки.

На все вопросы Франько отвечала многословно, с причитаниями, но в общем толково. О Воропаеве не сказала ничего.