Приключения, 1974 - [58]

— Но что за сведения он мог принести? — спросила Полина. — Что в них способно заслужить реабилитацию?

— Сведения серьезны, — сказал, построжав, Притвиц, — он сообщит им, что шеф готовит агентуру. Они будут бдительнее.

— Все это не очень конкретно, — сказала она, — и они сами знают, что оккупационные власти не будут сидеть сложа руки после того, что они тут наделали на шоссе и в Большом Лотохине.

— Это правильно, — сказал Притвиц, что-то обдумывая, — но все-таки он сбежал.

Полина закурила. «А сбежал ли? — подумала она. — И если сбежал, то почему именно к партизанам? Может быть, почувствовал, что пахнет жареным, и просто скрылся. А обещал Шренку привести лазутчика, чтобы быть вне подозрений».

— Вы подали мне одну мысль, — сказал Притвиц, проницательно поглядывая на нее. — Он мог и не сбежать. Это надо проверить... — Он было пошел к дверям, но возвратился. — Поверьте, Полин, — сказал он с неожиданной страстностью, — мы придавим этого Реткина как крысу! — Ноздри у него раздулись. Он был похож на алкоголика, который уже знает, как дорваться до выпивки. — Мы с шефом поработали мозгами. Знаете, как будет называться операция по уничтожению этого партизанского Цезаря? «Троянский конь». Да. Это маленький шедевр военного искусства. И дело только за одним: знать, где их базы. Дело только за этим.

Ближе к вечеру вестовой пригласил ее в кабинет фон Шренка. Там уже кончался допрос Воронова и Гаркуши, двух из четырех перебежчиков от партизан. Фон Шренк был зол, красные пятна цвели на узких скулах.

— Фрау Мальцов, — сказал он ей, едва она вошла, — я уже час бьюсь с этими двумя паршивцами, но без вас многое не понимаю. Спросите у них: видели ли они кого-нибудь из своих двух товарищей после беседы в комендатуре?

Гаркуша, черноволосый, быстроглазый, в сером пиджаке «фантазия», и Воронов, русый, долгоносый, в грязной телогрейке, мялись перед фон Шренком с выражением паники на лицах и после ее вопроса в голос стали утверждать, что никого не видели.

После долгих выяснений Полина сообщила фон Шренку, что Воронов последним разговаривал с Кобзевым в коридоре комендатуры сразу после беседы в кабинете и тот похвастал ему, что на десять тысяч марок он себе купит грузовик и дом где-нибудь в Польше. Шибаев же шел с Гаркушей и за всю дорогу не сказал ни единого слова. Оба допрашиваемых были в поту, омерзительно пахли и пришли уже в то состояние полного умственного расстройства, когда от них наводящими вопросами можно было добиться чего угодно, только не истины.

Полина сказала об этом Шренку. Тот тяжелым взглядом обвел обоих, позвонил и приказал Притвицу посадить их в каталажку русской полиции и забрать семьи. Оба внимательно выслушали Полину. Гаркуша вдруг взвыл и бросился на колени: — Не виноват! — кричал он. — Ни в чем не виноват! Господин офицер, ослобоните!

Воронов только еще больше вспотел и смотрел на всех взглядом оглушенного быка.

Притвиц вывел их из кабинета.

— Мадам, — сказал с потугами на прежнее остроумие фон Шренк, — вы расцветаете, а я сохну. Не знаете ли вы эликсира, способного и во мне оживить какие-нибудь бодрые соки?

Она посмотрела на него. Говорил он это скорее механически, успевая краем сознания осознать себя и ее в этой комнате, а сам что-то обдумывал или рассчитывал. А ей надо было знать все про операцию «Троянский конь».

— Эликсир есть, господин полковник, — сказала она, — вино и беседа в кругу искренних и близких друзей.

Шренк, глядя на нее, улыбнулся.

— Вы считаете, что в наше время это валяется на полу и надо только нагнуться и подобрать? — спросил он.

— Что именно? — спросила она.

— Такие понятия, как искренность и дружба? — Он был серьезен.

Она приняла его тон.

— Господин полковник знает, что у него, кроме моей незначительной особы...

— Не прикидывайтесь, Полин, вы мне не друг...

— Это вы говорите только потому, что я люблю вашего друга, а не вас?

— Вот видите, женщина любит другого, а говорит о дружбе со мной. Это оскорбление для мужчины, и в этом я не заблуждаюсь. — Он стал даже печален. — Итак, — сказал он, садясь в кресло и придвигая бумаги, — вы считаете, что я мог бы отвлечься от мрачных размышлений в кругу друзей? Отлично. Карл! — он позвонил.

Вошел фон Притвиц.

— Карл, — сказал ему фон Шренк, оглядывая его щегольскую фигуру, — у нас сегодня гости! Вы довольны?

— В случае, если присутствующая здесь дама входит в их число, я счастлив! — вскинул подбородок Притвиц.

— Итак, фрау, мы ждем вас и майора в двадцать один ноль-ноль, говоря языком солдат, — сказал Шренк. — Что вы выяснили, Притвиц? — спросил он, переходя к делу. И пока Полина шла к дверям, она услышала то, что ее так интересовало.

— Семью Кобзева мы взяли. Жена и дети клянутся, что не видели отца с тех пор, как он ушел с полицейским. Следовательно, он не возвращался домой. Шибаев и его семья исчезли после разговора с вами. Пост на Никитской дороге проверил аусвайсы у трех человек. Это были Шибаевы и их дочка.

— Вы звонили в придорожные гарнизоны?

— Я звонил, шеф, но там не круглые болваны. Они бы перехватили, если б было кого.

— Этот Кобзев... — сказал Шренк. — Не тут ли вся разгадка, а, Притвиц?