Приключения, 1974 - [108]

— Чепуха какая-то!

— Вы уже здесь три дня. Разве это похоже на чепуху? Послушайте, Игорь Александрович, после всего сделанного вами второй самой большой вашей глупостью будет дальнейшая ложь. Это бессмысленно. Экспертиза показала, что все до одного патрона, и в том числе второй «чужак», заводской закатки. Это раз. И никакого дешевого перочинного ножа не было. Удивляюсь, что вы пошли на такую ложь. Второе. И об этом вы не могли знать — в состав пороха «чужого» патрона подмешана порошкообразная взрывчатка. Нитронал. В нашей стране, между прочим, такое взрывчатое вещество не производится вообще. Давайте-ка лучше говорить правду.

Мельников хотел что-то возразить, но Воронов неожиданно перебил его:

— Вы получили эти пачки в мае, во время соревнований во Франции?

— Да, — глухо произнес Мельников, и это «да» прозвучало для него как приговор.

— Их передал Альфредо Родони?

— Нет, — устало сказал Мельников. — Карди. Родони сказался больным и не явился на назначенную встречу.

— Вот так-то лучше. А теперь расскажите все по порядку., И поподробнее, пожалуйста, нам спешить некуда.

СТЕНОГРАММА ПРИЗНАНИЯ ГРАЖДАНИНА МЕЛЬНИКОВА ИГОРЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА

— Родони я видел несколько раз — и на чемпионатах мира, и на прошлых Олимпийских играх. Несмотря на то, что мы, советские, были ему, человеку другого класса, абсолютно чуждые да еще фавориты, доставлявшие немало неприятностей, он относился к нам с особой симпатией. Думаю, потому еще, что вообще был общительным парнем. Почему бы ему таким не быть? Богат как Крез. Даже Карди, говоря о деньгах своего родственника, захлебывался от восторга и не мог скрыть черной зависти.

Когда ты на соревнованиях, с утра и до вечера с людьми молодыми, полными сил, и когда все-таки есть свободное время почесать языки, контакты устанавливаются легко и прочно. А если ты знаешь, что уже через несколько месяцев вновь встретишься — то ли на первенстве Европы, то ли на товарищеских состязаниях в какой-нибудь заморской стране, то, естественно, хочется, чтобы тебя окружали знакомые и по возможности симпатичные лица.

По-настоящему мы сблизились с Родони два года назад. Во Флоренции, во время матча четырех стран на Кубок Родони. Да, Альфредо учредил кубок своего имени и принимал как хозяин. Естественно, сам в соревнованиях не участвовал. Стреляли мы на стенде Флоренции. Вечером шатались по ее милым улицам, толкались на смешном Понто-Веккио, на гранитной набережной, прикидывая на глаз подъем воды во время знаменитого флорентийского наводнения.

Турнир был как турнир. Нового он ничего не принес — Мамлеев выиграл, Вишняк был вторым, а я умудрился выбраться на пятое место. Альфредо так радушно меня поздравлял, что я расчувствовался не в меру. Мы крепко выпили по этому поводу в каком-то маленьком полуподвальном кабачке, где было славное вино. В день отдыха Альфредо пригласил нашу команду к себе на ферму. От Флоренции километров шестьдесят. Среди холмов и виноградников стоял старый, шестнадцатого века, но модернизированный, со всеми удобствами дом.

Приглашая на ферму, Альфредо обещал сюрприз. И сюрприз был действительно королевский. Оказывается, в то воскресенье в Италии открывалась охота. И нас утром подняли рано и вручили по хорошему «меркелю». Родони разрешил стрелять фазанов сколько угодно. До этого Мамлеев на фазаньей охоте не бывал и к шумному взлету птиц не привык. Первое время нещадно пуделял, чем немало веселил Родони. Я же стрелял фазанов у нас на юге и двадцатью выстрелами взял восемнадцать штук. Девятнадцатого то ли легко ударил, то ли промазал, сказать трудно, фазан ушел за склон холма.

Мамлеев был страшно зол. Весь обед блюд на восемь молчал, а потом взял стакан с виски и ушел в качалку на террасу и там разговаривал с женой Родони, смазливой итальянской хохотушкой. Мы же с Альфредо прилично налегли на вино, затем перешли в кабинет, где не было ни одного не имеющего отношения к охоте предмета. Да, это была коллекция! Не чета моей. Альфредо показал новенькую десятизарядную «беретту» с хромированной шейкой. На вопрос: «Сколько же она стоит?» — небрежно бросил: «Что-то около шестисот тысяч лир».

Карди вертелся тут же, давал справки и переводил пояснения Родони. Альфредо много говорил о моем таланте, считая, что я незаслуженно нахожусь в тени. Как-то случилось, что я ему свою душу вывернул наизнанку. Ну, не знаю, что он из моих признаний, вынес, только одно уловил точно: завидую я Мамлееву. И такой мертвой хваткой мне в горло вцепился, что не помню, как довел до такого состояния, что я готов был немедленно проломить Сашке голову садовой лопатой.

И вспомнил ведь, гад, как я рассказывал о чужом патроне, об истории с Прокофьевым. Вдруг стал серьезным и сказал, что я могу на него рассчитывать в любой ситуации, если сделаю одно и для него и для меня жизненно важное дело. Сказал, что оба мы немолоды. Годы уходят, и держаться в экстраформе все труднее и труднее. И если мы сами себе не поможем, нам никто не поможет. Он предложил сделать заводским способом несколько «чужих» патронов и на самых ответственных соревнованиях подсунуть Мамлееву.