Приключения 1972-1973 - [176]

«В изголовье повесьте… упавшую с неба звезду».

Бедный Тролль, если б ты знал, как часто твоему хозяину хотелось вот так, как сейчас, взять твою голову, погладить, приласкать. Но ты – собака‑солдат, и никаких ласк тебе не положено.

На поляну вышли автоматчики. Они поняли, что дело сделано, и не приставали с расспросами. Русаков в последний раз погладил Тролля и дунул в ноздри. Отпрянул! Снова дунул. Ноздри вздрогнули… и с шумом втянули воздух! И какой воздух! Воздух, пахнувший хозяином! Что еще нужно собаке?! Шевельнулся кончик хвоста, шевельнулось похолодевшее сердце Русакова. Он вскочил и побежал делать носилки.

– Вот и отдохнули, – сказал старик и встал. Сделал шаг… Другой… Опять зазвенело в ушах… В глазах запрыгали зайчики… Он повернулся к скамейке… Потянулся к спинке Не достал. И сполз на землю.

Тролль почувствовал, что происходит что‑то неладное. Такого с хозяином никогда не было: идти не может, дышит с хрипом. Тролль забеспокоился, суетливо забегал вокруг хозяина, тявкнул. Но он молчал. Лежал, уткнувшись в землю, и молчал.

Тролль лег рядом и, поскуливая, ловил редкое дыхание хозяина. Потом взял его за плечо и осторожно перевернул на спину. Тролль был слеп, он не видел запавших глаз и посиневших губ, но всем своим нутром он почуял: хозяину очень плохо. И тут в старой, больной собаке проснулся решительный и сильный пес. Он уже точно знал, что надо делать. Вспомнить бы только дорогу… Тролль лизнул хозяина, схватил его фуражку и побежал.

Была мягкая летняя ночь. Еще не заснули сторожа магазинов, еще сидели у подъездов дворники, еще бродили влюбленные парочки – и все они жались к подворотням и шарахались в сторону: посреди улицы, не разбирая дороги, мчался огромный лохматый пес.

Через три квартала он повернул направо… Потом налево… Остановился… Вернулся назад и бросился в боковую улочку.

Знакомый двор. Запах сирени. Два прыжка через детскую площадку. Вот и скамейка у подъезда. Тролль уловил слабый запах хозяина и другой, тоже хорошо знакомый. Значит, нашел.

Тролль ринулся к двери, вскинулся, ударил лапами – ничего не вышло, дверь открывалась наружу. Попытался зацепить зубами или когтями – бесполезно.

Тогда Тролль обежал вокруг дома, нашел на первом этаже окно, из которого шел запах Ганки, и залаял. Залаял?.. Тролль не узнал своего голоса. Вместо отрывистых, басовитых рыков вырывался какой‑то сиплый хрип.

А время шло… В нескольких кварталах отсюда на земле лежал хозяин, и ему нужно было помочь. Тролль же сидел, как будто ничего не произошло, и пытался понять, что случилось с голосом. Нет, так дело не пойдет! Он схватил фуражку, попятился назад, покрутил носом, примерился к нужному окну, разбежался и прыгнул. Раздался треск дерева, звон стекла, крики людей! Но Тролль уже ничего не слышал…

Была мягкая летняя ночь. Еще не заснули сторожа магазинов, еще сидели у подъездов дворники, еще бродили влюбленные парочки – и все они жались к подворотням и шарахались в сторону: посреди улицы, не разбирая дороги, бежала молодая, простоволосая женщина. А в руке была зажата старенькая милицейская фуражка.

СЛОВИН Леонид Дело без свидетелей

Денисов застал капитана Кристинина в его кабинете на Петровке, на четвертом зтаже. Как всегда, здесь было по‑казенному чисто и пусто. О вкусах хозяина кабинета свидетельствовали только несколько растений в горшочках на окне да глупый тигр с цветной репродукции, скаливший за стеклом свою брезгливую, невыспавшуюся морду.

Капитан милиции Кристинин сидел за столом и читал бумаги. Увидев Денисова, он прищурил вместо приветствия один глаз и снова углубился в документы. Денисов осторожно вздохнул, сбросил куртку, сел в кресло у окна.

Время от времени в комнату без стука входили незнакомые Денисову люди, здоровались, брали со стола отпечатанные на ксероксе бумаги, читали и расписывались. Потом так же молча уходили. Денисов и Кристинин ни на минуту не оставались одни, кроме того, Кристинину часто звонили, и он коротко, но обстоятельно отвечал по телефону.

Вошел лейтенант Губенко. Он ничуть не изменился за это время и выглядел таким же невеселым и костлявым, как и летом.

– Денисов? – удивился он. – Каким ветром? Ты где сейчас? – Он ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.

– Все там же. На Астраханском вокзале?

– Перешел в уголовный розыск?

– Нет, стою на посту.

– Но ведь ты на юрфак поступил? – Губенко успокоился, и с этой минуты его отношение к Денисову можно было снова назвать теплым, даже дружеским.

– Почему ж на посту?

Денисов промолчал.

– Ты своего кадровика знаешь? Между прочим, хотел его спросить о тебе. Мы двенадцатого вместе гражданский процесс сдавали. Хотел и забыл – понедельник, летучка, да мне еще нужно было взносы собирать!

– Четверг, – уточнил Денисов и неожиданно покраснел. – Двенадцатого в том месяце был четверг.

– Правильно, в понедельник я криминалистику сдавал, – Губенко удивленно покосился в его сторону.

– Все! – сказал ~ Кристинин, подымаясь. – Можно отдавать печатать! – Он вышел из‑за стола и остановился напротив Денисова: – Ну что нового? Дал Блохин какое‑нибудь кошмарное, запутанное преступление?