Приключения 1972-1973 - [173]

– Вот, брат, дела, – виновато сказал он. – Я сейчас… Я только…

Тролль сипел, дрожал от напряжения, но стоял. Он даже чуточку потянулся и лизнул хозяина в ухо. Тот понимающе улыбнулся:

– Ободряешь? Знаю, знаю, на тебя еще можно положиться. – И погладил его горбоносую морду. Пальцы наткнулись на рубец.

– Что это? – удивился он. – Откуда? – Потом вспомнил и даже повеселел: – Ведь это моя работа! Ты помнишь, Тролль, как мы познакомились? Помнишь? Тогда мы были молодые, сильные и чертовски упрямые.

Андрей Григорьевич прикрыл веки и увидел себя на берегу шумной мелкой речонки. Он приехал на переподготовку в Нальчикскую школу милиции. А до этого всю войну рыскал со своим Джульбарсом по следам фашистских диверсантов… В сорок седьмом недалеко от Ужгорода бандеровцы прошили Джульбарса из автомата. Надо было искать новую собаку и обучать ее всем премудростям трудного и опасного ремесла.

Почти месяц жил Русаков в школе, но собаку так и не подобрал. И не в привередливости дело. Просто он искал овчарку по своему характеру. Собаки ведь тоже разные бывают – и холерики, и сангвиники, и флегматики. Чаще всего это не только от природы, но и от хозяина. Если он тюха, гуляет и на ходу спит, значит, и собака несобранная, обвислая, не ходит, а волочит себя по земле. Если же хозяин быстрый, энергичный, то и собака навостренная, собранная; слово – и она летит выполнять приказание.

Тролль был единственной шотландской овчаркой в школе. Как он сюда попал, никто не имел представления; да и начальство это не интересовало – ведь все курсанты предпочитали восточно‑европейских, или, как их называют, немецких овчарок.

В дрессировке, а тем более передрессировке собак редко обходится без поединка. Если она хоть раз безнаказанно укусила проводника, то все время будет его рвать. Но если человек победит, пес запомнит это навсегда и смирится.

Русаков решил победить свирепого Тролля. Надел пару ватников, обмотал шарфом шею и пошел с ним на занятия. Поначалу все шло нормально: бегает по берегу, приносит брошенные предметы, ползает, прыгает. Потом отказался сесть. Русаков скомандовал раз, другой! Тролль взъерошил загривок, заворчал. И тут Русаков прозевал момент: по всем признакам перед броском Тролль должен был дернуть правым ухом – такая уж у него была привычка, а тут резко хлестнул себя хвостом и прыгнул на грудь. Устоять Русаков не смог. Но, падая, ударил ногой в живот. Врезал, как говорится, от души, но Тролль даже не взвизгнул.

В правой руке у Русакова был хлыст – хоть слабое, но все же оружие. Обезоружить противника – первая заповедь хорошей собаки. Тролль был хорошей собакой, поэтому сразу вцепился в запястье правой руки. Русаков успел отметить, что пес работает очень грамотно: мало того что хватает вооруженную руку, он хватает именно запястье. Ведь если в руке пистолет, а зубы будут на локте или предплечье, человеку ничего не стоит вывернуть кисть и выстрелить прямо в лоб. Два ватника не помогли: рывок – и кисть онемела.

Русаков лежал на спине и левой рукой что есть силы прижимал к груди голову собаки. Тролль рванулся – бесполезно. Тогда он уперся лапами в землю, напрягся и на мгновенье приподнял человека. А потом резко присел. Одновременно он дернулся назад – голова легко выскользнула.

– Молодчина! – крякнул Русаков и дунул прямо в раскрытую пасть. Тролль отпрянул и тут же получил удар в ухо. Клацнули зубы и клыки вонзились в ватник! А потом он начал «стричь», быстро‑быстро перехватывая руку все выше и выше. Так он мог добраться и до горла.

Тут уже не до шуток. Русаков перевернулся на бок, и оба оказались в речке. Барахтаются, борются и так нахлебались, что чуть вообще не утонули. Выкатились на берег, а пасть – у самого горла. Тогда Русаков сам рванулся навстречу оскаленной морде и… укусил Тролля. Вцепился в нос зубами и давай мотать из стороны в сторону. Как Тролль взвыл! Даже слезы выступили. Отпустил его Русаков, плюнул и пошел в школу. А сзади – Тролль: хвост поджал, уши обвисли, а в зубах – хлыст хозяина. С этого дня стал как шелковый; так и смотрит в глаза – приказывай, мол, мигом выполню.

Старик погладил рубец, потрепал уши и сказал:

– Помогай, друже… Не встать мне…

Тролль протиснулся между стеной и хозяином, лег, а когда тот навалился на спину, разогнул колченогие лапы. Русаков качнулся, вцепился в перила и медленно пошел вниз. На площадке второго этажа он привалился к двери и нащупал кнопку звонка. Нет, звонить не надо. Не так уж он плох, чтобы не добраться до телефона. А беспокоить людей среди ночи – тоже не дело.

Осталось всего сорок ступенек… На двадцать пятой зазвенело в ушах. Потом пульс перебрался в виски и торопливыми ударами принялся изнутри раскалывать череп. А когда Русаков почувствовал, что боль медленно поползла вверх, что грудь вот‑вот разорвется от воздуха, который никак не выдохнуть, он решил использовать последнее средство. Русаков… тихо запел.

– Постелите мне степь, – шелестело на лестнице. Потом шаг… Другой… Остановка. – Занавесьте мне окна туманом. – Снова шаг. Снова остановка. И снова язык, который должен был вопить от боли, хрипел: – В изголовье повесьте… упавшую с неба звезду.