Приключения 1972-1973 - [14]

Я ответил, что пойду искать ее в Шагози.

«Если не найдешь жену, возвращайся, сынок, будешь жить в этом доме. Земли бая теперь наши, и дом тоже… А сын бая давно умер, сестра его неизвестно где».

Но я не думал о жилье, искорка надежды, подогретой словами доброго старика, гнала меня в Шагози. Прошел я с версту по дороге – слышу сзади топот, и нагоняет меня верховой, а с собой ведет еще коня.

«Ата велел отдать коня вам, – сказал верховой, – вернете на обратном пути», – и протянул мне поводья.

Да, брат, много на свете хороших людей. Не будь их – не сидел бы сейчас с тобой…

Приехал я в Шагози – вижу, тридцать‑сорок дворов всего, бедный очень кишлак, и ни жены моей, ни знакомого лица. Из прежних жителей, людей Аппанбая, не осталось никого. Часть Намаз перебил, часть разбежалась…

«Сказывали, будто увез Намаз‑вор с собой женщину одну, и будто имя ей было Ортикбуш, а с ней ребенок малый…» – вспомнила седая старуха, и больше никто ничего не знал. «Моя ли это Ортик? Мой ли ребенок?» – гадал я, но точнее узнать не мог, а следа никакого не оставалось. Искать больше было негде.

Я заехал в Тойтюбе, вернул аксакалу лошадь, поклонился старикам и отправился в Ташкент.

Ну вот, а там уже познакомился с Костей Зубовым– он в милиции работал и меня к себе взял: подружились мы. Потом вместе гонялись в Фергане за Мадаминбеком и Холходжой, известные басмачи были, слыхал, наверное? А в прошлом году нас снова направили в милицию, уже сюда. Я стал большевиком, Костя меня и рекомендовал. И вот год минул, как работаю в Алмалыке. Но если слышу что‑то об Аппанбае или людях его, волнуюсь и думаю о пропавшей жене моей Ортикбуш. Жива ли? Если умерла, то где могила? О ней ли говорила старуха в Шагози? И если так, то что с ребенком, с моим ребенком?

VI

В дверь постучали. Я поднялся с кровати и еще под впечатлением рассказа Джуры‑ака пошел открывать. Теперь‑то я понимал, почему он так долго расспрашивал Ураза!

На пороге стоял Натан, бледный и насмерть перепуганный. Я впустил его в комнату, он молча подошел к Джуре, опустился на колени и низко склонился.

– Товарищ начальник, простите меня, бедного. Я приезжий человек, родина моя Бухара, в поисках хлеба насущного пришел в этот город…

– Встань, Натан, – спокойно попросил Джура и сам стал помогать сапожнику подняться. – Ну что опять стряслось?

– Ничего, товарищ начальник, ровно ничего. – Натан поднялся с колен и сел на стул. – Вы, оказывается, схватили этого нечестивца Ураза. Большое дело сделали, товарищ начальник! – Он приложил руки к груди. – Я рад! До каких пор эти басмачи будут нас мучить?

– Разве тебя тоже мучили, а, Натан?

– А как же! Просят деньги, золото. Откуда возьму? Беден я, пятеро детей у меня, с женой вместе шесть, все кушать просят. Революция нам счастье дала…

– Зачем пришел, Натан? – прервал его Джура.

– Товарищ начальник! Не говорите обо мне разбойнику, зарежет ведь, зарежет, а я тоже человек!

– В тюрьме он, как зарежет?

– Не знаете его, товарищ начальник, сущий шайтан. Убежит.

– Это от меня‑то, Натан? – удивился Джура.

– Простите, товарищ начальник, вы великий человек! Но сбежит он и от вас.

– Ураз сам сдался. Мы не ловили, – сказал я.

– Ураз? Сам? Басмач сам сдался? – не поверил Натан. – Не смейтесь надо мной, бедным, товарищ начальник.

– Правда, Натан, – подтвердил Джура. – Не веришь – спроси у него самого.

Щеки Натана порозовели.

– Ах, товарищ начальник! Вы великий человек, я маленький человек, Ураз тоже человек, наверное, кушать хочет. Разрешите, обед принесу, товарищ начальник, Ураз хворый, он плов любит.

Джура рассмеялся.

– Ладно, неси.

Натан поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

– И ты предлагал его арестовать, а? – насмешливо упрекнул меня Джура. – Таких, как он, много, надо привлечь их, постепенно перетянуть к нам, на нашу сторону. Тогда тоже, как Ураз, плов кушать будем, поэт…

Вошел солдат‑конвоир.

– Товарищ Саидов, тот вас спрашивает…

– Кто тот?

– Да этот… басмач. Я говорю: «Спит, нельзя будить, ночь не спал, тебя, головореза, ловил». А он все свое талдычит и ругается еще: мол, важное сообщить хочу, зови скорее…

Джура вышел с конвойным, скоро вернулся, бросил мне с порога:

– Вставай, браток, найди Зубова скорее, а я еще с Уразом побеседую…

Начальника милиции я нашел у амбара – провожал в Тангатапды последнюю арбу с пшеницей. Джура уже ждал нас в кабинете Зубова.

– Басмачи готовят нападение на продотряд, идущий в Чадак, – встретил он нас новостью.

– Откуда сведения?

– Ураз сказал. В пятницу обоз должен выйти из Коканда. У Чадака – засада Худайберды.

– Османов! – позвал Зубов.

Вошел конвоир.

– Приведи Ураза… А не врет он, Джура?

– Верю ему.

– Уж очень многим ты веришь… Как бы не вышло нам боком!

– Послушайте лучше, что он предлагает. «Отпустите меня, – говорит, – я приведу Вам тех, что в засаде. Старший – уйгур, Абдуллой зовут. Не ладит с Худайберды».

Конвоир ввел Ураза. Теперь он не прятал, как утром, взгляд, держался смелее. «Решился», – подумал я.

– Не обманываешь нас, Ураз?

– Не люблю обманывать,

– Сколько их будет в засаде?

– У Абдуллы двадцать человек. Пойдет он – пойдут все.

– Как узнал, что продотряд выйдет в пятницу?