Приключения, 1971 - [67]

— Аминь! — громко заключил отец Исидор. И добавил весело: — Иного и ожидать было бы грешно и непотребно.

Все встали. Стива Бобрин встретился с мрачным взглядом артиллерийского офицера и улыбнулся. Новиков презрительно сжал губы и пошел к двери.

Гардемарин, не в силах сдержаться, тихо сказал отцу Исидору:

— Только дисциплина мешает мне высказать все, что я думаю по этому поводу.

— И правильно делаете, отроче. Думайте что хотите, не мешайте только делу и сами ему способствуйте, — он захохотал, глядя на обескураженное лицо Стивы Бобрина.

Еще Феклин не успел сообщить матросам со всеми подробностями и комментариями о приказе командира, как всех потрясло новое чрезвычайное событие: с берега вернулся вельбот, на дне его под брезентом лежал связанный унтер-офицер Бревешкин, назначенный старшим команды вельбота.

Марсовый Зуйков, ходивший гребцом на вельботе, рассказывал у грот-мачты:

— Когда унтер, значит, предложил пойтить в ихний паб, ну, мы прямо очумели. Переродился человек, чудеса, да и только! А паб этот, ну, вот, сами знаете, пять шагов от причальной стенки. Идем. А он в дверях замешкался, всех пропускает. Всегда хам хамом, а тут нате — вежливость проявляет. Ну и стал я за ним глядеть. Уж и к пиву не подхожу. Смотрю, побежал, гад, от пивной собачьей рысью, я за ним. Осенило меня тут, что он за пазухой камень держит. Догнал, а он и говорит мне: «Ты что это, Спиридон Лаврентьич, хвостом держишься, я, — говорит, — тут к одной здешней куме хочу завернуть, иди себе, — говорит, — и выпей за мое здоровье», — и шиллинг мне сует, подлюга!

«Нет, — говорю, — идем назад». Он заматерился, да за грудки. Тут ребята подошли на крик, и повели мы его, милягу, к вельботу, а он дорогой бумагу и выбросил, письмо на английском, к «бульдожке» видать, что мы, дескать, домой навостряемся. Кто-то из наших господ офицеров настрочил и подговорил Бревешкина отправить. Да его и подговаривать не надо, он вроде Брюшкова с Грызловым на царя молится. Вот такие-то наши, братцы, дела, чуть было не пропала вся наша надежда!

Строились и предположения, кто написал донос и отправил его с Бревешкиным. Под сильным подозрением у матросов были гардемарин Бобрин и его хмурый приятель артиллерийский офицер Новиков.

Между тем подошел буксир с толстым шкипером на крыле мостика.

— Карашо! Давай, давай! — весело кричал он матросам, принимавшим канат с буксира. — Очень карашо! — Это был мистер Адамс, он знал всего с десяток русских слов, но мастерски ими пользовался.

Паровым брашпилем выбрали якорную цепь. Якорь втянули в клюз, взяли на стопор. И «Нептун», так назывался буксир мистера Адамса, выпуская невероятное количество дыма и пара, давая частые гудки встречным судам, потянул клипер из-под стен древней цитадели.

Командир не покидал мостика. Николай Павлович оказался прав, сказав на прощание, что момент для побега необыкновенно удачен. В это утро уходил караван судов во Францию. На брандвахте знают «Орион» как обыкновенный транспорт и пропустят без придирок. В английском канале будет сложнее, но, бог даст, обойдется...

С вельботом старший офицер прислал записку, что транспорт «Виктория», который должен был принять груз с «Ориона», еще дня два-три будет стоять под выгрузкой, следовательно, можно рассчитывать, что не так скоро станут разыскивать клипер.

Все эти утешительные вести тускнели, как только мысли Воина Андреевича возвращались к предательскому письму. Перепуганный насмерть Бревешкин назвал имена офицеров, приказавших передать письмо в военный порт или на улице первому встречному английскому офицеру. Теперь Бревешкин сидел в карцере, а офицеры Бобрин и Новиков находились под арестом в своих каютах.

Вдруг вдали показался портовый катер. Казалось, он направляется прямо к «Ориону». У командира сжалось сердце. Но катер прошел мимо. Еще большую тревогу вызывала канонерская лодка, однако и она прошла вблизи парусника, направляясь к докам. Опять в голову полезли различные «если»: что, если к адмиралу дошла копия письма или он сам догадался и за клипером следят; что, если предупреждена брандвахта; что, если вон на том буксире солдаты идут к нам...

Вконец расстроенный командир сказал поднявшемуся на мостик вахтенному начальнику лейтенанту Горохову:

— Невероятное, черное дело с этим письмом, Игорь Матвеевич!

— Да, я что-то не припомню о таком деле на флоте.

— Хорошо, что пока обошлось. Вот он, непредвиденный случай, который мог все потопить! — Командир стал молча прохаживаться по мостику, думая, кто же теперь станет нести вахту. «Будем делить ее с Игорем Матвеевичем. Тем двум подлецам и ногой не дам ступить на мостик», — решил он и, улыбнувшись по обыкновению после горьких раздумий, сказал: — Придется нам с вами нести двенадцатичасовую. А, мамочка моя? Вот дела! А как вы думаете, если Свирину доверить? — высказал он неожиданно мелькнувшую мысль.

— Павел Петрович — дока насчет парусов, редкий моряк, я многому научился у него.

— Вот и отлично. И как мне раньше в голову не пришло? Правда, поступок крамольный — боцману доверять офицерскую вахту!

— Да, конечно...

— Хотя сейчас в России те же боцманы и матросы флотом правят. Честно говоря, мы недооценивали способности рядовых людей, хотя знали, что из их среды вышли и князь Меншиков, и Ломоносов. Кастовость заела... Позвольте, позвольте... Никак нас миноносец догоняет?