Приключения 1968 - [112]

Последний раз силы вернулись к ней, когда он слишком близко подошел к роковому месту. Она зарычала, взмахнула лапой и начала грызть стальной поводок петли, в кровь разрывая пасть и ломая острые молодые зубы. Шерсть на ее исхудавшем теле висела клочьями, и живот ее больше не пахнул молоком.

До самого последнего толчка сердца в большой груди она не переставала рычать одно и то же, одно и то же:

«Уй-й-й-ди-и-и!.. Уй-ди-и-и-и!..»

Когда она умерла и Рваное Ухо ушел от нее, холодной и незнакомой, на тропу слетелось воронье и долго-долго кричало вслед медвежонку.

У ручья, километрах в трех от погибшей матери, он набрел на стоянку человека. Едва уловимый, вымытый дождями, выдутый зимними вьюгами запах был запахом петли. Этот запах возненавидел Рваное Ухо на всю жизнь.

Глава III. Следы

Кеша приплыл на Птичий.

Он намеревался пересечь остров с севера на юг и с запада на восток, срубить зимовье и остаться на Птичьем на зимовку.

Место для жительства Кеша выбрал в устье реки Лебяжьей на невысоком взлобке, прикрытом густым ельником. Здесь в речку Лебяжью впадал быстрый и довольно широкий ручей. Название реки Кеша запомнил еще по лоции, будучи зверобоем, а ручей сам нарек Травяным. К его верховью он думал уйти сразу же, как только справится с постройкой зимовья, лабаза и бани. Париться Кеша любил и никогда не упускал возможности поставить рядом с зимовьем, если позволяло время, баньку.

За неделю Кеша управился со всеми делами и ушел в тайгу. Он шел по ручью Травяному, вслушиваясь и вглядываясь в заповедную тайну деревьев. Его привыкший к негромкой, но большой жизни тайги слух улавливал то, что составляло мудрое реченье леса. Вот, нарушая общий покойный шум вершин, что-то прошелестело, хрустнуло и пошло-пошло волной прочь от ручья. «Белки», — отметил про себя охотник. По-над водой, едва-едва заглушая бормотанье волны, прошел долгий торопкий стук. Где-то от водопоя, совсем рядом, вспугнутые его запахом и запахом собак, уходили олени. Скоро он подсечет их тропу. Вероятно, на вершинах сопок много ягеля: олений табун крупный.

За полдень Кеша вышел к истокам ручья Травяного. Широкая поляна заросла высокой, жирной травой. Травы легко покрывали охотника с головой, под ногами захлюпала вода, а где-то впереди, скрытые зеленой стеной, забеспокоились утки. Над поляной зависли раскидистые кроны берез, а чуть выше шумел ельник-зеленомошник. Такие поляны любит медведь, он бродит по ним в жаркие дни. Кеша остановился, прислушался, насторожились и собаки, чуть-чуть ероша шерсть. Может статься, что медведя сморила жара и он теперь крепко спит, забравшись в густую тень зарослей.

Охотник шел неслышным скользким шагом. Бурак и Соболь все больше ершили шерсть и оскаливали пасти. Но, кроме недавних, еще пахнувших зверем лежек и бочажка-водопоя, Кеша ничего не обнаружил.

Судя по лежкам и следам, медведь был крупным. Охотник, прикинув вершком след зверя, определил возраст — семь лет.

Кеша хорошо знал и уважал жизнь хозяев тайги. Исходив по их тропам сотни и сотни километров, не раз вступая с ними в честное и всегда крайне опасное единоборство, охотник настолько изучил их нрав, что мог легко определить характер любого медведя.

Этот был матер и зол. Следы его буйств хранила окрестная тайга. Вот береза, ствол которой весь измочален громадными когтями. До коренного камня выбита земля. Тут медведь напал на пасшегося сильного и молодого лося. Лось, застигнутый врасплох, принял бой. Вокруг все вытоптано и выбито животными.

Лось бился отчаянно. Об этом говорят рога с пристывшими на них клочьями медвежьей шерсти. Череп лося развален кромешным ударом и лежит среди костей, разбросанных на поле минувшего боя. Кости находит Кеша и в ельнике-зеленомошнике. Хозяин любит поживиться свежинкой. Вкус крови и теплого мяса делает его еще более жестоким.

А вот и еще один след, но уже не зверя, человека. Он развел костер не подле воды, а среди леса на хвое. Он не залил уголья, и предательский, скрытый под толстым вековым покрывалом палой хвои огонь сделал свое дело. Метров на сорок вокруг выгорела земля, занялись огнем смолистые лапы взрослых деревьев, погиб молодой подгон. Только случившийся ливень спас тайгу от пожара.

Кеша на мгновение представил себе, как занимался, треща и плюясь искрами, пожар, как низкий ядовитый дым стлался по-над землей, растекаясь все глубже и глубже по тайге, как забеспокоился зверь и всполошились птицы. Представил и свел сурово брови, выругался и плюнул в холодное чрево кострища.

А что же человек? Куда направил он свои следы? Давно ли был тут? И один ли раз?

Охотник идет дальше в тайгу, и она раскрывает перед ним прошлое, рассказывает былое.

За водоразделом в истоке ручья, бегущего против Травяного на северное побережье, развалившееся, хлипко поставленное зимовье. Да не зимовье это вовсе, а кое-как слепленное утлое жилище.

Кеша побродил вокруг, пригляделся. Однако, лет восемь как поставлено. Человек в нем не зимовал, ушел по осени. А вот года четыре назад снова приходил, и тогда же разметал-разбросал зимовье зверь.

Глава IV. Улики

У Кеши захлюпала трубка.

— Однако, к дождю, паря! — сказал он сам себе.