Приключение Гекльберри Финна - [19]

А как-то ночью, перед самым рассветом, — мы в это время вверху острова были, — смотрим, плывет к западному берегу острова каркасный дом. Двухэтажный, сильно накренившийся. Мы подплыли к нему, заглянули в одно из окон второго этажа — ничего не видать, слишком темно. Ну, мы привязали к дому челнок и посидели в нем, ожидая рассвета.

Рассвело быстро, дом еще до окончания острова не доплыл. Мы опять заглянули в окно, разглядели кровать, стол, два старых стула, множество валявшихся по полу вещей, висевшую на стене одежду. Что-то еще лежало на полу в дальнем углу комнаты, что-то похожее на человека. Джим и крикнул:

— Эй, там!

Оно не пошевелилось. Я тоже покричал, а потом Джим говорит:

— Этот человек не спит, он мертвый. Посиди здесь, я залезу, погляжу.

Ну, залез он, подошел к тому человеку, наклонился, оглядел его и говорит:

— Это покойник. Да, точно так, и голый к тому же. Ему кто-то в спину выстрелил. Я так понимаю, он тут дня два или три лежит. Залезай, Гек, только в лицо ему не смотри, уж больно оно страшное.

Мне не то что в лицо, даже в сторону покойника смотреть не очень-то хотелось. Джим забросал его всяким старым тряпьем, но мог бы и не стараться, я все равно смотреть не стал бы. По полу были раскиданы старые, засаленные карты, валялись бутылки из-под виски, пара масок из черной ткани, а стены были исписаны самыми что ни на есть срамными словами да нарисованными углем картинками. Еще на них висели два старых ситцевых платья, летняя шляпка, какое-то женское исподнее, ну и мужская одежда тоже. Мы кучу всего перетащили в челнок — мало ли что может пригодиться. На полу лежала старая, пестрая соломенная шляпа — по размеру судя, ее какой-то мальчик носил, — я и шляпу прихватил. Была еще молочная бутылка, заткнутая тряпочкой, чтобы ее младенец сосал. Мы и бутылку взяли бы, но она оказалась разбитой. А еще там стояли: старый, обшарпанный сундучок и кожаный ларчик с отломанной крышкой. Оба были открыты и в обоих ничего интересного не нашлось. Судя по тому, как все здесь было разбросано, люди покидали дом второпях, и большую часть своего барахла прихватить не успели.

Потому нам и достались: старый жестяной фонарь, мясницкий нож без черенка, новенький «Барлоу», которого ни в одной лавке дешевле, чем за два четвертака не купишь; жестяной подсвечник, и бутылочка из тыквы, и жестяная кружка, и драное стеганое одеяло, и ридикюль с иголками, булавками, комочком пчелиного воска, пуговицами, нитками и прочей ерундой, и топорик с гвоздями, и перемет толщиной в мой мизинец, с жуткого вида крючками на нем, и рулончик лосиной шкуры, и кожаный собачий ошейник, и подкова, и пузырьки с какими-то лекарствами, но без бирок; а когда мы уже собрались уходить, я нашел вполне сносную скребницу, а Джим старенький скрипичный смычок и деревянную ногу. Ремешки ее все до одного оторвались, а так хорошая была нога, правда, для меня слишком длинная, а для Джима коротковатая, — мы поискали было вторую, да так и не нашли.

В общем, если все вместе сложить, добыча нам досталась богатая. Ко времени, когда мы отчалили от дома, он успел спуститься на четверть мили ниже острова, да и рассвело уже совсем, поэтому я велел Джиму лечь на дно челнока и накрыл его стеганым одеялом, ведь если бы он просто сидел, кто угодно издали понял бы, что это негр. Я стал грести к иллинойскому берегу и челнок при этом еще на полмили вниз снесло. Однако до тихой прибрежной воды я добрался без приключений, никем не замеченным. И мы спокойно вернулись домой.

Глава X К чему приводит баловство со змеиной кожей

После завтрака мне приспичило поговорить насчет того покойника, прикинуть, что могло довести его до такой смерти, но Джим на это не согласился. Сказал, что так недолго и беду накликать, да еще и покойник может к нам прицепиться; дескать, от мертвеца, которого не похоронили, как полагается, только и жди, что он начнет шляться где ни попадя, — другое дело тот, у кого есть удобное, обжитое местечко. Мне его слова показались дельными, так что я говорить об этом больше не стал, но не думать не мог, уж больно хотелось узнать, кто его застрелил да зачем.

Разобрали мы одежду, которая нам досталась, и нашли спрятанные в подкладке старого, сшитого из конской попоны плаща восемь долларов серебром. Джим сказал, что плащ, видать, краденный, ведь кабы они знали про эти деньги, так плащ не бросили бы. А я сказал, что, сдается мне, они и хозяина плаща тоже прикончили, однако Джим промолчал. Я и говорю:

— Вот ты все время про плохие приметы толкуешь, а помнишь, что ты сказал, когда я позавчера нашел на нашем пригорке змеиную кожу? Что тронуть змеиную шкуру — самый верный на свете способ накликать злую беду. Ну, и где она твоя беда? Посмотри, сколько мы добра добыли, да еще и восемь долларов в придачу. Я бы не отказался, Джим, каждый день в такую беду попадать.

— Не спеши, голубчик, не спеши. Ты особенно-то не радуйся. Будет тебе и беда. Вот попомни мои слова, будет.

И ведь как в воду глядел. Разговор этот произошел у нас во вторник, а в пятницу разлеглись мы после обеда в траве на краю пригорка, полежали, полежали, и тут у нас табачок закончился. Я пошел за ним в пещеру, а там гремучая змея. Ну, я ее убил, свернул в кольцо и положил на одеяло Джима, в самых ногах, вот, думаю, весело будет, когда Джим ее увидит. Но только к ночи я про нее и думать забыл, а Джим, пока я разводил костер, плюхнулся на свое одеяло, а туда уже друг-приятель этой змеи приполз, так он возьми да и цапни Джима.