Приказано убить - [47]

Несколько удрученная, я вычистила массу вонючих кастрюль и тарелок. Заправила постель. По занесенным снегом тротуарам дотащилась до магазина, купила говядину и приготовила ее по-бургундски – с луком, грибами, солониной и, конечно, бургундским вином. Чтобы продемонстрировать Роджеру, что я его больше не подозреваю – по крайней мере, не сейчас, – я решила разлить вино в красные венецианские бокалы, которые мама тайно вывезла из Италии. Она провезла восемь штук, аккуратно завернув их в нижнее белье, но один из них разбился несколько лет назад, когда обыскивали мою квартиру. Теперь я держу их в платяном шкафу в самом дальнем углу.

Когда Мэгги позвонила в половине пятого, я оценила пользу, приносимую домашней работой, – она заставляет забыть о всех проблемах. Я была так занята весь день, что и не вспомнила о доне Паскуале.

Ее голос вернул ощущение страха, запрятанное где-то в желудке.

– Я мельком просмотрела его досье. Одно из его любимых мест – «Торфино» в Элмвуд-парке.

Я сердечно поблагодарила ее.

– Не стоит, – грустно ответила она. – Я не думаю, что оказываю тебе услугу, сообщая это. Подталкиваю на опасную дорожку – вот и все. К тому же я прекрасно понимаю, что ты и сама бы это узнала: один из твоих дружков-газетчиков с удовольствием отправит тебя в могилу, лишь бы состряпать какую-нибудь сенсационную статью. – Она помедлила. – Ты всегда была наособицу еще в общественной службе защиты. Я ненавидела выступать против тебя, потому что никогда не знала, какую еще немыслимую защиту ты подготовишь. Ты прекрасный детектив, и у тебя неисчерпаемое честолюбие. Если ты напала на след Паскуале, лучше позвони в полицию или в ФБР. У них есть все средства, чтобы управиться с мафией, но даже и они постоянно проигрывают ей.

– Спасибо, Мэгги, – еле слышно ответила я. – Ценю твою заботу. Правда. Я подумаю над этим.

Я разыскала телефон ресторана «Торфино». Когда я позвонила и попросила дона Паскуале, грубый голос на другом конце ответил, что никогда не слышал такого имени, и трубку бросили.

Я снова позвонила. Ответил тот же голос.

– Не кладите трубку, – сказала я. – Если вы когда-нибудь встретите дона Паскуале, я хотела бы кое-что ему передать.

– Да? – нехотя откликнулся голос.

– Это Ви. Ай. Варшавски. Я бы с удовольствием поговорила с ним. – Затем продиктовала по слогам свою фамилию, дала номер телефона и положила трубку.

Теперь мой желудок разбушевался не на шутку. Я даже стала сомневаться, смогу ли управиться с Роджером или с обедом, а тем более с ними обоими. Чтобы расслабиться, я пошла в гостиную и начала играть гаммы на стареньком мамином пианино. Сделала глубокий вдох. Теперь гамма по нисходящей. Так. Потом запела. Я пела в течение сорока пяти минут, пела с таким яростным напором, что, когда остановилась, у меня зазвенело в ушах. Надо бы регулярно тренироваться. Не считая красных бокалов, мой голос – это единственное, что я унаследовала от Габриелы.

Мне стало лучше. Когда приехал Роджер с бутылкой шампанского и охапкой белых гвоздик, мне удалось радостно поздороваться с ним и ответить на его вежливый поцелуй. Он прошел за мной на кухню, где я завершала приготовление обеда. И для чего я только убиралась? Там царил такой беспорядок, что завтра утром снова придется приниматься за работу.

– Я потеряла тебя на похоронах Агнес, – сказала я ему. – Ты пропустил занимательную сцену с некоторыми ее родственниками.

– Вот и хорошо. Я не очень-то люблю сцены.

Я нарезала салат и вручила ему блюдо, затем достала из духовки жаркое. Мы прошли в столовую. Пока я накрывала на стол, Роджер открыл шампанское. Некоторое время мы ели молча, Роджер не отрывал взгляда от тарелки. Наконец я произнесла:

– Ты говорил, что хотел обсудить со мной кое-что, насколько я понимаю, не особенно приятное.

Он взглянул на меня:

– Я уже говорил, что не выношу сцен. Но боюсь, то, что я хочу обсудить, тоже закончится сценой.

Я поставила бокал.

– Надеюсь, ты не собираешься убеждать меня прекратить расследование? Это приведет к первоклассной драке.

– Нет. Хотя не могу сказать, что в восторге от этого. Но это твой путь, вот и все. Ты закрыла для меня эту тему. Я понимаю, что мы не так много времени вместе и потому у меня нет на тебя никаких прав, но, понимаешь, последние несколько дней ты чертовски холодна и недружелюбна. С тех пор как застрелили Агнес, ты ужасно ко мне переменилась.

– Понимаю... Похоже, я затронула очень влиятельных людей. Я боюсь, и мне это не нравится. Я не знаю, кому доверять, и это мешает мне быть открытой и дружелюбной, даже с близкими друзьями.

Его лицо сердито сморщилось:

– Что, черт возьми, я сделал такого, чтобы заслужить это?

Я пожала плечами:

– Ничего. Но я не очень хорошо тебя знаю, Роджер, и не знаю, с кем ты общаешься. Послушай. Я понимаю, что была раздражена, и не обижаюсь на тебя за то, что ты разозлился. Я влипла в историю, которая поначалу озадачила меня, опасной она мне не казалась. Это теткины проблемы с подложными акциями. Но потом кто-то попытался облить меня кислотой. – Роджер был поражен. – Да. Прямо на моей лестничной площадке. Кто-то, кому надо убрать меня подальше от монастыря. Конечно, я не думаю, что это ты. Но я не знаю, откуда идет угроза, и невольно отдаляюсь от людей. Я знаю, что это чертовски некрасиво, но ничего не могу с собой поделать... Да еще Агнес убили... Меня не оставляет ощущение вины, ведь это я направила тебя к ней. Даже если ее убийство не имеет отношения к «Аяксу», что вполне вероятно, я все-таки чувствую себя ответственной за ее смерть. Она задержалась допоздна, возможно, собираясь встретиться с кем-то, кто знал что-то о повышении акций «Аякса». Я не очень понятно говорю, но ты улавливаешь мою мысль?