Прихоти фортуны - [27]

– Молчать! Ты забываешься! Инквизитор коротким жестом остановил монаха.

– Довольно… Благодарю, брат. – Это был ленивый голос сибарита. Жанна заметила, как в свете свечей блестят его отполированные замшей ногти.

– Послушай, Жанна, я пекусь единственно о твоем благе. Святая церковь никогда не причиняет вреда своим детям. Даже к ослушникам, к несчастным заблудшим овцам она милостива и милосердна. Я верю, что ты добрая католичка, Жанна. Так укрепи мою веру смирением, – говорил он медленно. Его тяжелые веки опустились, казалось, он вот-вот всхрапнет. – Ты отвечаешь брату дерзко. Что есть дерзость, Жанна? Это открытая дверь во всякую ересь. Ты внемлешь словам моим?

– Да, ваше преосвященство.

– Хорошо… Обещаешь ли ты быть благоразумной?

– Обещаю.

– Обещаешь ли чистосердечно покаяться, коль скоро в этом возникнет необходимость?

– Да!

– Обещаешь ли ты указать сбившихся с пути, пропащих, повинных в осквернении церковных святынь или иных преступлениях?

– Не понимаю, ваше преосвященство.

– Жанна, ты только что выразила готовность к покаянию. А разве покаяние не подразумевает чистую совесть? И разве паршивая овца может радовать взор и сердце пастыря? Ответь мне, Жанна.

– Не знаю.

– Ты упорствуешь! – вскричал монах, сидящий слева. Его бульдожьи щеки дрожали, а из-под кустистых, черных как смоль бровей садистским огнем полыхнули глубоко посаженные глаза. – Запираешься! Ты не хочешь слышать голос разума.

Инквизитор поморщился, как от зубной боли. Медленно поднял он на Жанну глаза с видом человека, пораженного смертельным недугом – скукой.

– Итак, Жанна, я задам тебе всего лишь несколько вопросов, и разойдемся с миром.

– Да. Я готова.

– Не принимай на себя такой самонадеянный вид, Жанна, – проговорил Гийом де Бриг вкрадчиво, вновь опуская глаза. – Ты не можешь быть уверена в своей невиновности.

– Но я ни в чем не виновата!

– Тогда зачем же тебя привезли ко мне? – с вежливой улыбкой спросил инквизитор.

– О, ваше преосвященство, об этом я хотела бы спросить вас. Меня похитили!

– Жанна, у нас есть свидетельство того, что ты неблагонамеренна и противоречишь учению святой церкви.

Жанна воздела глаза к сводчатому потолку, где в густом сумраке уже не видно было парения ангелов.

– Сударь! – воскликнула она. – Разве вы не знаете, что я истинная христианка, и никогда не исповедовала другой веры?

– Никакой иной веры?

– Нет, сударь!

– О, Жанна, – он горестно покачал головой. – Ты называешь свою веру христианской, потому что веру римской церкви – еретической. Я же спрашиваю тебя, не принимала ли ты каких иных верований?

– Я верую лишь в то, во что верует римская церковь.

– Хорошо… Когда я проповедую, я говорю кое-что, во что веруешь ты. Ну, например, что есть бог, и есть сатана. Следовательно, ты можешь веровать в часть того, что я проповедую.

Сумрак сгустился настолько, что девушка ничего уже не могла разобрать, все слилось в зернистую, колышущуюся массу. Две инквизиторские свечи медленно таяли, их желтые блики лежали на выбритых макушках Гийома де Брига и монаха-хищника, чьи бульдожьи брыла выдавали в нем существо, способные намертво вцепиться в свою жертву. Граф Этьен де Ледред, по своему обыкновению, отстранился от света, его темный силуэт Жанна смутно угадывала в потемках. Только рука монаха-рыцаря с тяжелой печаткой попала в круг света. Инквизитор наклонился к нему и что-то прошептал на ухо. Де Ледред отрицательно покачал головой.

В потемках послышалась чья-то шаркающая поступь. Жанна испуганно обернулась. Уродливый старик, тот, что недавно открыл перед ней дверь, похожий на призрак в своем складчатом одеянии, зажигал короткие толстые свечи в железных подсвечниках, укрепленных по стенам. Взошла луна. Ее неверный свет запутался в виноградных листьях оконных переплетов. Страшные шипы терниев вытянулись, их чудовищные проекции лежали на полу в голубом клубящемся мареве лунных прямоугольников.

– Я верую только в то, во что должен веровать христианин.

– Согласен, дорогая Жанна. Но эти хитрости я знаю. Приверженцы синагоги сатаны не отрицают существования бога и божественного провидения. Но не будем терять время в подобных разговорах! Скажи мне, дитя мое, веришь ли ты в бога-отца, бога-сына и бога-духа святого?

– Верую.

– Веруешь ли ты, что за обедней хлеб и вино божественной силой превращаются в тело и кровь Христа?

– Уж больно странные вопросы, сударь. Как же я могу не верить этому?

– Я спрашиваю не о том, можешь ты верить или не верить, а о том, веруешь ли?

– А сами-то вы, сударь, верите этому?

– Вполне.

– Ну так вот: я – тоже.

– А! Ну, хорошо…

Гийом де Бриг оперся рукой о стол и костяшками пальцев потер свой крупный красивый нос. Как бы в некотором раздумье он продолжал:

– Скажи-ка мне, дитя мое, известно ли тебе о существовании ведьм и колдунов? Быть может, в той местности, где ты живешь, рассказывали о них, или тебе самой знакомы сии люди?

– Нет.

– Что – нет? – снова вскричал бульдог. – Ты не знакома с колдунами или никогда не слыхала о таковых?

– Я простая девушка, – отвечала Жанна, глядя на инквизитора, который с бровей перевел взор на ее губы. – Не запутывайте меня и извольте понимать мои слова.