Приговоренные к пожизненному - [48]

Я постучал в дверь и начал ждать, почти не дыша.

— Доброе утро, Джордан, — сказала проповедница, открывая дверь и выглядывая наружу. — Ты бы мог начать с разборки вещей в старом сарае? Мусоровоз приезжает в полдень, поэтому выброси всё сломанное. А хорошие вещи сложи в сторонке, и я взгляну на них позже.

— Да, мэм.

Она начала закрывать дверь.

— Эм, простите, мэм. А Торри дома?

Она сжала губы, и я подумал, что Преподобная просто захлопнет дверь у меня перед лицом, как и большинство людей, но, думаю, у неё была репутация «хорошего парня», которую она хотела сберечь.

— Нет, она будет в отъезде несколько дней, — думаю, она пожалела меня, потому что быстро добавила, — у неё двухдневный тренинг для новой работы, поэтому Торри останется в городе на некоторое время.

Я подумал, что она отпускает меня, поэтому развернулся, чтобы уйти. Но затем она снова заговорила.

— Как дела дома, Джордан?

— Нормально, спасибо, мэм, — ответил я машинально.

— Хорошо…это хорошо. Твоя мама будет дома этим утром?

— Эм, думаю, да. Но я не уверен.

Она кивнула, немного улыбнувшись, а затем дверь закрылась, и я остался один. Снова.

Чёрт. Торри действительно уехала. Если она не вернётся…эта мысль была слишком болезненной. Я пытался убедить себя, что это было всего на пару дней, а потом она вернётся обратно. И тогда я смогу извиниться перед человеком. Снова. Если она позволит мне.

Я принялся за работу на заднем дворе, надев новые рабочие перчатки, которые подарила мне Торри. Я скучал по её кофе. Чёрт, это было так дерьмово. Я скучал по ней. Я скучал по её улыбке, по её сарказму. Скучал по её волосам и по тому, в каком беспорядке они были, и что ей было всё равно, были ли они расчёсаны или нет. Я скучал по тем длинным ногам, вытянутым, когда Торри сидела на ступеньке и по тому, как она закрывала глаза, наслаждаясь утренним солнцем. Я скучал по её разговорам насчёт планов на день или о музыке, которую она слушала, о книгах, которые прочла. Я ненавидел то, что она была в городе, в который я не мог поехать, и то, что она может встретить там какого-нибудь крутого городского парня и, возможно, отправится к нему в комнату.

Господи, эта мысль мучила меня.

Я был рад, что мне пришлось выбрасывать всё это тяжёлое дерьмо из сарая Преподобной, потому что это был способ выпустить наружу гнев и беспокойство. Но кого я обманывал? Я был просто для неё доступным партнёром для секса, и даже не особо хорошим партнёром. Я почувствовал, как моя кожа вспыхнула от унижения из-за того, что я не был в состоянии контролировать себя, когда находился с ней, кончая, как хренов подросток. Снова.

С тех пор, как я начал интересоваться девушками, будучи ещё ребёнком, я много чего перепробовал. Я был высоким, и, как считалось, красивым парнем, что даже девушки постарше были заинтересованы в том, чтобы переспать с младшим братцем Майка Кейна. Да, я был ходоком. Конечно же, у жизни больное чувство юмора, потому что я не был им больше, а единственная девушка, которую я хотел, возможно, ненавидела меня до глубины души.

Во время обеденного перерыва я услышал, как приехал мусоровоз, и первую часть, полную садовых отходов забрали. Глупость, но я вроде как скучал по этому. Глядя на то, как эта куча возрастала, я измерял, сколько дерьма я вычистил из запущенного сада.

Я сел на ступеньку на крыльце и съел свой сэндвич. Я не взял с собой ничего попить, но у Преподобной был кран на заднем дворе. Кран заржавел, но, взяв ключ из ящика для инструментов Майки, я смог открутить его. Первый поток воды был коричневым от ржавчины, но когда я спустил воду, через пару минут она стала нормальной. С немного резким вкусом, как будто тебя ударяют в лицо, разбивают губу, и ты чувствуешь привкус собственной крови. Но это было нормально.

В 16:30 я собрался и медленно поехал домой, боясь тех «мёртвых» часов перед тем, как идти спать. Хотя моё тело и болело и у меня были затуманены мозги от недостатка сна, поездка к дому моих родителей была бы последним местом, куда бы я хотел попасть. Я бы хотел отправиться на машине куда-нибудь далеко, но мне не было позволено пересекать черту в десять миль от города, и в любом случае, я не мог позволить себе заправить машину бензином.

Но, когда я вернулся домой, то увидел банки с краской, которые Торри нашла у Халка на свалке, и у меня появилась идея.

Я откопал какие-то старые кисти в гараже и приступил к работе. Мне не нужен был набросок того, что я собирался нарисовать. Я делал это для Майки, для себя и для Торри. Я надеялся, что если воспользуюсь её подарком, то она увидит, что я был благодарен ей, и сожалел о всех тех жестоких вещах, которые сказал.

Прежде всего, я превратил уродливое ругательство, означающее слово «убийца», в бурлящее кроваво-красное море, таким оно выглядит, когда заходящее солнце утопает в океане.

Затем я нарисовал большой кельтский крест на двери, такое же изображение было на моей лопатке, такое же изображение было выжжено у меня в голове. А потом я добавил сердце, истекающее кровью и имя Майки, надпись, которая извивалась вдоль всего рисунка.

Вероятно, я проползал на коленях пару часов, работая над рисунком, когда внезапно выпрямился, поняв, что мама наблюдала за мной. Как долго она стояла там?