Приговор - [26]

Руди немного отличался от других клиентов, которых Г.В. получал с конвейера Джеймс. Обычно Гарольд Виктор делал заключения по поводу вменяемости и возможности обвиняемого предстать перед судом. Но в данном случае Трейси пожелала, чтобы он проверил необычную в судебной практике теорию. Она утверждала, что ее подзащитный, будучи интеллектуально не вполне полноценным, не мог вполне осознать, а следовательно, не должен был подписывать определяющий его права документ. Речь шла не о простой недееспособности – Трейси понимала, что так она могла проиграть, – а о недееспособности, граничащей с наивностью. Она хотела доказать судьям, что благодаря неполноценному умственному развитию Руди тот оказался неспособным отказаться отвечать на вопросы Уэсли Брюма, хотя полицейский предупредил его о праве хранить молчание. Поскольку утверждение было сомнительным, Г.В. получил карт-бланш на предмет расходов и не преминул этим воспользоваться. Первым делом он отправился в Бэсс-Крик повидаться с клиентом.

Руди уже три недели сидел в тюрьме округа Кобб, когда к нему пришел Г.В.

Как многие другие, Руди наслушался страшных историй о местах заключения и ожидал самого худшего. Но в тюрьме оказалось вполне спокойно – даже раздражающе спокойно. Заключенных было немного, и Руди быстро освоился с ежедневной рутиной: завтрак в семь, затем тренировка – карате, приседания и отжимания. Охранник предупредил парня, что, когда тот попадет в тюрьму штата, придется бороться за неприкосновенность задницы, и он готовился к этому. После обеда заботился о сердечно-сосудистой системе – играл в баскетбол или бегал в спортзале.

Элена приходила к вечеру. В тюрьме округа ей разрешили каждый день посещать сына. Однако Руди тяжело переживал ее приходы. Он привык обнимать и целовать мать. Видеть ее, но не иметь возможности прикоснуться – это было похоже на пытку. Было бы легче для обоих, если бы Элена приходила реже. Она никогда не злоупотребляла опекой. Хотя и понимала, что материнская забота потребуется Руди дольше, чем другим молодым людям, но считала, что сын должен стоять на собственных ногах. Но теперь он оказался в тюрьме, и в этом отчасти она винила себя. Для Руди тюрьма была незнакомой территорией, и Элена не представляла, достаточно ли он силен, чтобы справиться с таким испытанием. Она хотела, чтобы сын знал: мать всегда рядом.

Она приносила книги и журналы, и Руди читал их по вечерам. Иногда среди ночи ему представлялось, что он уже в тюрьме штата – на него нападает ватага заключенных, они обзывают его «недоразвитым», «тупицей» и валят на пол, чтобы подвергнуть гнусному унижению. Но он всегда просыпался до того, как это происходило. Трясся, покрывшись потом, и лежал, не решаясь закрыть глаза.

«Ничего подобного не позволю, – обещал он себе. – Им придется сперва меня убить». Затем он вспоминал о скопе – как птица парила над миром, а в нужный момент пикировала, чтобы нанести смертельный удар. «Я буду как она – безжалостным убийцей». Только после этой мысли он снова засыпал.

Его первым посетителем, кроме матери, оказалась Трейси. Адвокат появилась во время второй недели заключения, хотя на этом этапе у нее не было необходимости ни встречаться с обвиняемым, ни выслушивать его историю. Но она хотела увидеть подзащитного, определить степень умственной неполноценности, чтобы, когда настанет время, донести до судьи собственные впечатления. В отличие от других посетителей, которые разговаривали с заключенными через экран, они общались лицом к лицу в специальной комнате.

– Я твой адвокат, – сказала Трейси, представившись.

Руди улыбнулся.

– Знаю, – ответил он. – Мать мне о вас рассказывала. И еще добавила, что вы самая лучшая.

Теперь настала очередь улыбнуться Трейси. Она даже порозовела от удовольствия.

– Про это ничего сказать не могу, но мы будем изо всех сил стараться, чтобы вытащить тебя отсюда.

– Знаю, – повторил Руди с таким доверием, что это тронуло даже Трейси.

Большинство ее клиентов доверчивостью не отличались, зато проявляли гораздо больше требовательности и не скупились на цветистые выражения. Она почувствовала, что обязана предупредить подопечного.

– Но ничего не могу гарантировать. Всегда есть шанс проиграть дело.

– Знаю, – в третий раз сказал Руди и улыбнулся. – Но вы постараетесь.

Трейси не нашлась что ответить на его рассудительные слова и приступила к делу:

– У меня к тебе несколько вопросов. Я хочу, чтобы ты просто на них ответил. Подробнее поговорим позднее, когда я получу копию твоего заявления полиции. А пока отвечай на вопросы, и все. Договорились?

– Договорились. – Улыбка не сходила с лица обвиняемого. «Неужели он не понимает, где находится?» – удивилась Трейси.

В тот же день она подала ходатайство об освобождении Руди под залог. За него не вносили залога, и Трейси сомневалась, стоит ли вообще готовить такое ходатайство: мать обвиняемого, судя по всему, не имела возможности пополнить сокращающуюся сумму предварительного гонорара и не располагала собственностью, которой можно было бы воспользоваться для обеспечения кредита. Залог при таком серьезном обвинении переваливал за сто тысяч долларов – это в лучшем случае. Элене никогда не набрать столько денег и не убедить никакого поручителя действовать в ее интересах. С практической точки зрения это действие было пустой тратой времени. Но оплачиваемого клиентом времени. А профессия Трейси в том и заключалась, чтобы бурлить в рабочие часы.