Пригоршня вечности - [107]

Колдун вернулся в деревню и, отказавшись от законного ужина, прямиком отправился к кузнецу. И как пришел, так и ушел. Не понравился Шону кузнец, не понравились вещи, которые тот делал. Не слишком любил свое дело здоровила и первый задира в поселке, не слишком лежала его душа к огню и металлу, а лишь досталось ремесло от отца и деда с прадедом, и ничего сверх того. Шону же требовался мастер. Хотя какой мастер в приграничье? Тут всякого сброда набежало с пяти королевств: полукровки да метисы, нэх’имлан – нарушители брачного уложения, бывшие рабы и настоящие разбойники. Будь у Шона силенок побольше и какой-никакой навык, он бы и сам чего-нибудь подходящее соорудил под присмотром выселковского кузнеца.

Смурной и раздосадованный, заявился он к вдове Лине. Как ни потчевала она чародея щедро сдобренной маслом кашей, как ни подливала медовухи, Шон гнев на милость не менял и добреть лицом отказывался напрочь.

– Что за беда-то стряслась? – спросила, не выдержав тягостного молчания постояльца, словоохотливая Лина. – Неужто нету управы на чудовище?

– Есть, но мне нужен кузнец получше, чем ваш Каррил.

– А чем наш-то тебе не угодил?

– Дурак и бестолочь, – кратко и емко пояснил Шон.

Вдова не на шутку призадумалась и долго сидела с полуприкрытым, ртом, выдавая недюжинную работу мысли.

– Есть, говорят, хороший мастер, только живет он далече.

– Далече – это где? – поинтересовался Шон.

Он-то думал, что Выселки и есть край земли.

– В Низинах он живет. Выше по реке. Самое глухое место во всем приграничье, но, говорят, земли там даже получше наших будут. Там наделы вообще бесплатно дают, бери земли сколько хошь. Но житье там опасное и нелегкое. Мы тут, почитай, безбедно живем.

– И далеко эти самые Низины?

– Дня три в один конец, ежели по дороге лихих людей не повстречаешь.

– Значит, с утра я в Низины и отправлюсь.

– А мы как же? А упырь? – охнула перепуганная баба.

– Не переживай, упырь покамест занят сильно будет, ему не до вас.

– Ой ли?!

– Точно, точно тебе говорю.

Однако же староста, злой и въедливый дед Ярвен, выспросил колдуна доподлинно и про совершенный ритуал, и про чародейский нож, и, пока в его скрипучих мозгах не забрезжил тонкий лучик понимания, Шону с места сдвинуться не довелось. Так он потерял все следующее утро и принужден был здорово подогнать своего гнедого, чтоб не ночевать прямо в лесу, а до заката поспеть в поселок Данна, где с наступлением темноты за частокол чужих ни под каким предлогом не пускали. А что? Шон данновцев очень даже мог понять.

В Данне он переночевал со всеми удобствами и сумел взглянуть на работу низинского кузнеца. У одного из поселенцев имелся в хозяйстве сделанный им серп. Этого достало, чтоб колдун убедился в правильности своего решения. В Низинах он получит то, что нужно.

Следом за Данной он побывал в Бродах, где все лошади были подкованы у искомого мастера. Там же Шон узнал, что кузнеца звать Ириен, а подмастерье его – Итан-Хромоножка. На хуторе у семьи тэннри с труднопроизносимым именем колдун полюбовался на роскошный набор кухонных ножей с рукоятками в виде разных рыб, отлитых из бронзы. Спрашивать об их происхождении смысла не имело, хозяйка, рослая полукровка сама рассказала об Ириене. И тут только чародей узнал, что кузнец и не человек вовсе, а самый настоящий эльф. Разумеется, он метиске не поверил. Не из предубеждения, а зная особую любовь со стороны хуторян к несусветным выдумкам. Живя в оторванности от мира, трудно удержаться от лишних фантазий.

К вечеру четвертого дня Шон оказался на берегу Танааль. Здесь лес внезапно кончался, переходя в роскошные луга, часть из которых, стараниями переселенцев, превратились в поля, в это время года вызолоченные зреющим урожаем. Низины оказались поселком небольшим, дворов на десять. Правда, сельчане не спешили возвести частокол, а дома отделялись друг от друга и от проезжей дороги лишь плетеным тыном. Появление чужака заметили сразу. Женщины побросали свои дела и провожали Шона внимательными взглядами. Детишки семенили следом, но ближе чем на десять шагов не подходили, в любой момент готовые броситься врассыпную. Шон дружелюбно помахал им рукой. Он любил детей. Как заведено старинным обычаем, кузня и дом кузнеца стояли чуть на отшибе. Из кузни доносился равномерный звон молота, гудел горн, а горячий воздух над крышей дрожал от жара. Шон спешился, привязал гнедого к покосившейся коновязи и вежливо постучал в стену возле распахнутой двери, прежде чем переступить порог.

– Простите, добрые люди…

Внутри было нестерпимо жарко и душно. В этой обжигающей дыхание преисподней трудились двое. Невысокий парень с неестественно широкими, чуть скособоченными плечами мерно качал мехи. Его могучие, блестящие от пота руки бугрились мышцами. Второго Шон видел лишь со спины. Высокий худой мужчина, с головой, повязанной платком, сосредоточенно бил молотом по белому от накала металлическому пруту.

– Кого там демоны принесли? – спросил он, не поворачивая головы.

Парень отпустил мехи и воззрился на Шона.

– Какой-то хмырь, – сказал он после почесывания лохматой макушки и некоторого раздумья.