Пригоршня прозы: Современный американский рассказ - [81]

Фонарик погас.

— Потряси его, сынок, — сказал я.

Фонарик зажегся. Ручной домкрат у меня давно пропал, но я вожу с собой маленький гидравлический на четверть тонны. В конце концов он нашелся под связкой мамашиных журналов «Южная жизнь» за 1978–1986. Давно собирался отвезти их на свалку. Если бы Уоллес не торчал рядом, я бы разрешил Уоллесу-младшему поддомкратить ось, но тут встал на колени и сделал это сам. Не будет ничего плохого, если мальчишка научится менять шины. Даже если вы не собираетесь их клеить и монтировать, вам придется сменить пару-другую шин в этой жизни. Свет погас опять прежде, чем колесо оторвалось от земли. Я удивился, увидев, что уже совсем стемнело. Был конец октября, начинались холода.

— Тряхни-ка его опять, сынок, — сказал я.

Свет зажегся, но тусклый. Мигающий.

— При бескамерных у тебя не будет проколов, — изрек Уоллес таким голосом, каким он говорит, обращаясь сразу к нескольким людям; на этот раз — ко мне и к Уоллесу-младшему. — А даже когда они бывают, достаточно попрыскать этой штукой, именуемой «Флэт-фикс», и езжай дальше. Три доллара девяносто пять центов за упаковку.

— Дядя Бобби сам могет чинить шины, — заявил Уоллес-младший, из чувства лояльности, надо полагать.

— Может, — сказал я из-под машины.

Если оставить это дело на Уоллеса, мальчик будет разговаривать как те, кого мамаша называет «мужланами из предгорий». Но ездить будет на бескамерных шинах.

— Встряхни-ка его еще, — сказал я, потому что свет опять почти потух.

Я открутил гайки, складывая их в колесный колпак, и снял колесо. Шина лопнула по всему боку. Да, ее уже не починишь. Не то чтобы меня это заботило. Дома за сараем лежит штабель этих шин, высотой с человека.

Свет опять погас, а затем разгорелся лучше, чем прежде, и светил, пока я насаживал запаску. Гораздо лучше разгорелся. Просто-таки море тусклого, мерцающего оранжевого цвета. Тут я повернулся, чтобы взять гайки, и открыл рот, потому что фонарь, который держал мальчишка, вовсе и не горел. Светили нам два медведя, они стояли с факелами у края деревьев. Большие, фунтов по триста, и футов по пять в высоту. Уоллес-младший и его отец уже увидели их и стояли совсем тихо. Медведей лучше не тревожить.

Я выудил гайки из колпака и навинтил на место. Обычно-то я их малость смазываю, но тут махнул на это рукой. Сунулся под машину, опустил и вытащил домкрат. Вздохнул с облегчением, увидев, что запаска достаточно тугая и можно сразу ехать. Положил домкрат, ключ и спустившее колесо в багажник. Сунул туда же колпак, вместо того чтобы ставить его на место. За это время медведи не шевельнулись. Они просто стояли и высоко держали свои факелы, то ли из любопытства, то ли из добропомощности, кто тут разберет? Похоже, за ними, среди деревьев, были и другие медведи.

Мы разом открыли три дверцы, убрались в машину и рванули прочь. Первым заговорил Уоллес.

— Похоже, медведи узнали огонь, — сказал он.

Когда мы отвезли мамашу в Дом, а было это почти четыре года (сорок семь месяцев) назад, она сказала Уоллесу и мне, что готова к смерти. «Не тревожьтесь обо мне, мальчики, — прошептала она, притянув нас к себе, чтобы сестра не могла расслышать. — Я проехала миллион миль и готова перебраться на другой берег. Я не протяну долго». Тридцать девять лет она водила школьный автобус по окрестным деревням. После, когда Уоллес ушел, мамаша рассказала мне свой сон. Орава докторов сидела вокруг нее и спорила о ее болезни. Один сказал: «Ребята, мы сделали для нее все, что могли, давайте ее отпустим». И они подняли руки и заулыбались. Однако той осенью она не умерла и вроде была обескуражена, но с приходом весны забыла об этом, как часто бывает со стариками.

Я вожу Уоллеса с пареньком к мамаше по воскресеньям; вдобавок по вторникам и четвергам езжу один. Обычно застаю ее сидящей перед телевизором — даже если она туда и не смотрит. Сестры всегда держат телевизор включенным. Они говорят, старикам нравится, когда крутят кино. Это их успокаивает.

— Я тут слышала, медведи узнали огонь, это вранье? — спросила мамаша во вторник.

— Это правда, — ответил я, расчесывая ее длинные белые волосы черепаховым гребнем, который Уоллес прикупил для нее во Флориде.

В понедельник про медведей напечатали в Луисвилльском «Курьер джорнэл», а во вторник передали в ночных новостях, то ли по Эн-би-си, то ли по Си-би-эс. Люди видели медведей по всему штату, и в Вирджинии тоже. Медведи перестали впадать в спячку и явно задумали провести зиму на разделительных полосах федеральных дорог. В горах Вирджинии всегда водились медведи — но только не здесь, не в Западном Кентукки, здесь их не было почти сотню лет. Последнего убили, когда мамаша была еще девочкой. «Курьер джорнэл» предполагал, что медведи пришли вдоль Шестьдесят Пятой из канадских и мичиганских лесов, но один старик из графства Аллен (его показывали по национальному телевидению) сказал, что в холмах всегда жили несколько медведей и что теперь, когда у них есть огонь, пошли вместе с остальными.

— Они больше не впадают в спячку, — сказал я. — Разжигают огонь и поддерживают его всю зиму.

— С ума сойти, — сказала мама. — Интересно, до чего они еще додумаются.