Пригоршня прозы: Современный американский рассказ - [110]

Несмотря на престиж, платили в «Лезвии бритвы» мало. Кат не могла позволить себе большинство из тех вещей, которые подавала в журнале с таким блеском. Экстравагантность и дороговизна Лондона начали тяготить ее. Она устала поглощать из соображений экономии в несчетных количествах канапе на литературных ленчах, устала от застарелого табачного запаха, въевшегося в темно-красные ковры в лондонских пабах, от труб, которые лопались каждую зиму, когда случались холода, и от всех этих редакционных Кларисс, Мелисс и Пенелоп с их вечным верещанием, как прошлой ночью они буквально, совершенно промерзли до костей и что буквально никогда-никогда еще не бывало таких холодов. Холодно было всегда. И трубы прорывало всегда. Никому и в голову не приходило поставить нормальные трубы, чтобы они не лопались. Лопающиеся трубы были английской традицией, как и многое другое.

Например, английские мужчины. Чтобы снять с тебя трусики, они завораживают тебя медоточивым голосом и потоком двусмысленностей, а затем, добившись своего, впадают в панику и убегают. Или остаются и ноют. Как скрипучая дверь. Если англичанин плачется вам в жилетку, вы должны считать это комплиментом. С его стороны это выражение особого доверия, он удостаивает вас чести узнать его подлинное «я». Его истинное, скулящее нутро. В сущности, так они представляли себе назначение женщины: слушать их нытье. Кат умела справляться с такой ролью, но не получала от этого ни малейшего удовольствия.

Между тем перед англичанками у нее было очевидное преимущество: она не принадлежала ни к одному классу. У нее не было класса, она была своим собственным классом. Общаясь с английскими мужчинами во всех их возможных разновидностях, Кат чувствовала себя в безопасности — они не могли прилепить к ней никакого социального ярлыка, не могли определить при помощи детекторов, которые у них всегда при себе, в карманах штанов, на языке какого класса она говорит, и не могли задеть ее своим мелким снобизмом, столь обогащавшим их внутреннюю жизнь. У этой свободы была оборотная сторона — Кат оставалась для всех чужой. Она приехала из колоний — такая раскованная, такая энергичная, никого здесь не знает, и, стало быть, можно не опасаться последствий. Перед ней можно открыть любые тайны, как в исповедальне, а потом уйти, не чувствуя угрызений совести.

И конечно же, она чересчур умна. Английским мужчинам присущ дух соперничества, они любят побеждать. Несколько раз это причиняло ей боль. Дважды пришлось делать аборт, потому что мужчины, с которыми она была близка, не признавали иных вариантов. Она научилась говорить, что не хочет иметь детей, а если вдруг в ней проснется материнский инстинкт, то заведет себе хомячка. Жизнь стала казаться слишком длинной. Запасы адреналина истощались. Скоро ей будет тридцать, а будущее не сулило никаких перемен.

Так обстояли дела, когда объявился Джералд. «Ты потрясная», — сказал он, и это было именно то, что она хотела услышать, даже от него, даже при том, что слово «потрясный» устарело, как прически пятидесятых годов. Она была готова и к его голосу: ровному, металлическому, носовому тембру уроженца Великих озер, с отчетливым твердым «р» и полным отсутствием театральности. Нормальный скучный голос. Так говорят у нее на родине. Она вдруг почувствовала себя в изгнании.

Джералд прощупывал почву, Джералд заманивал. Он много слышал о ней, видел ее работы, разыскивал ее. Он рассказал, что крупная компания в Торонто собралась издавать журнал мод, шикарный и, конечно же, интернациональный по содержанию, но уделяющий внимание и канадской моде, со списком магазинов, в которых можно купить рекламируемые товары. В этом отношении они будут выгодно отличатся от американских журналов, которые уверяют читателей, будто туалеты от Гуччи можно купит только в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Как бы не так, времена изменились, теперь все что угодно можно найти в Эдмонтоне! В Виннипеге!

Кат слишком долго не была дома. Канадская мода — такое возможно? Было бы вполне по-английски сострит, сказав, что «канадская мода» — это оксюморон. Но Кат промолчала, прикурила от зажигалки в ядовито-зеленом кожаном футляре (разрекламированной в майском номере «Лезвия бритвы») из бутика в Ковент-Гардене и взглянула Джералду в глаза.

— Бросит Лондон нелегко, — произнесла она ровным голосом и окинула взглядом модный ресторан на Мэйфер, где они заканчивали ленч; Кат выбрала это место, поскольку платил он. Она не стала бы выбрасывать столько денег, чтобы поест. — Где же я буду обедать?

Джералд заверил ее, что теперь рестораны Торонто — лучшие в Канаде. Он с радостью станет ее гидом. Они побывают в превосходном китайском ресторане, в роскошном итальянском. Он помолчал, переводя дух, и вдруг спросил:

— Я хотел полюбопытствовать. Насчет твоего имени. Кат — это такая дикая кошка?.. — Ему понравилась двусмысленность придуманной шутки, но Кат приходилось слышат такое не раз.

— Нет, — ответила она. — Это «Кит Кат». Шоколадка. Тает во рту. — Посмотрела на него своим убийственным взглядом в упор и усмехнулась, чуть скривив рот.

Джералд смутился, но не отступил. Ее хотят, в ней нуждаются, от нее в восторге — вот суть его слов. Им нужен человек со свежим, новаторским подходом и с ее опытом — иными словами, они готовы платит за это большие деньги. Но кроме денег ее ждет вознаграждение другого рода. Участие в создании исходной концепции, в формировании всей художественной стилистики и полная свобода действий. Он назвал сумму, от которой у Кат перехватило дыхание, но, разумеется, она не подала вида. Теперь она поумнела и научилась скрывать заинтересованность.