Пригорьевская операция - [29]

— Радистов нет!

— Как нет?

— Их куда-то увел капитан Клюев.

Мне показалось, что Кезиков не на шутку встревожен. Однако действия его были решительны и быстры.

— Надо немедленно отходить, комиссар! Как думаешь, куда лучше?

— По-моему, вдоль Ипути, мостов ведь нет.

— Согласен, пошли!

Уже на ходу он приказал Данильченко снять 2-й батальон, штабные подразделения и вести их вслед за нами по высокоборокской дороге. Я еле успевал за торопливо шагавшим командиром.

Неожиданно на дороге появился Клюев. Он быстро шел нам навстречу.

— Решили отойти?

— Где рация? — зло крикнул Кезиков.

— Здесь, недалеко.

— Кто разрешил снять ее?

— Я сам. Держать рацию на старом месте было нельзя: одна шальная пуля — и мы остались бы без связи.

У меня отлегло от сердца: рация в целости и сохранности. Теперь следовало позаботиться о другом — об отводе людей, продолжавших вести бой. Я остановил двух бойцов из штабной роты и послал их к Коновальчуку и Чиберяку с приказом отойти.

Часа через два собрался весь отряд. 1-й батальон, принявший бой, потерь не имел. Серьезно ранен был лишь комсомолец Володя Липинский, месяц назад прибывший в отряд из Рославля. Пока мы ожидали подхода людей, разведчики установили, что в деревне Высокий Борок полно оккупантов. Вдоль Ипути курсируют мотоциклисты. Каратели явно не намерены были выпустить нас из леса.

После короткого отдыха отряд двинулся в сторону Мглинского большака. Роль проводника взял на себя ворговский коммунист Дралкин, хорошо знавший местность. Он вывел нас к большаку в таком месте, где его никогда не переходила ни одна партизанская группа. Благодаря этому мы миновали вражеские засады.

О том, что дело обстояло именно так, мы узнали в ту же ночь. Перейдя широкую песчаную дорогу, я увидел Дралкина. Довольный, радостный, он обязательно хотел дождаться, когда покажется на большаке последний партизан. Рядом с ним стояли высокая красивая девушка и средних лет женщина.

— Товарищ комиссар, — остановил меня Дралкин. — Это наши помощники из Ворги.

Я подошел и поздоровался. Крепко, по-мужски пожав мне руку, девушка назвала себя Тоней Фигловской. Она рассказала, что солдаты ворговского гарнизона устроили засады в двух местах, там, где на большак выходят лесные дорожки. Тоня с подругой много часов бродили по лесу, все высмотрели, шли искать нас, чтобы предупредить, и случайно столкнулись с Дралкиным, который наблюдал за большаком во время подготовки отряда к переходу.

По просьбе Дралкина я разрешил этим двум патриоткам остаться в отряде. За ночь мы проделали большой путь и расположились на отдых в центре Соколовщинского леса.

Все заметнее становились с каждым днем первые признаки осени. Отошли обильные августовские росы. Холоднее стали ночи. Густо-зеленый наряд молодых осин начал расцвечиваться ярким багрянцем.

Место, где мы остановились, мало подходило, чтобы обосноваться здесь на длительный срок: не было близко воды, не устраивал нас и редкий лиственный лес — после листопада лагерь легко будет обнаружить с воздуха.

Обсудив обстановку, командование решило разгромить полицию в Волконщине, запастись продуктами и передвинуться в лагерь озерновцев. Не откладывая в долгий ящик, Кезиков начал готовить людей в поход на Волконщину, а я с комиссаром 2-го батальона Мищенко, знавшим дорогу, поехал к Озернову.

Тяжелая утрата

Большая часть нашего пути проходила по территории, где отряд Озернова восстановил Советскую власть. Впервые за несколько месяцев я ехал днем не по лесу, а по открытому полю от деревни к деревне. Это было так необычно и так приятно! И хотя много забот лежало на моих плечах, меня не покидали радостные мысли: «Вот уже год, как оккупанты считают здесь себя хозяевами. А в самом-то деле хозяйничаем тут мы, советские люди.

Пусть это пока небольшой островок. Но сколько таких островков на оккупированной территории!»

Несколько раз нас останавливали «самооборонцы». Узнав, кто мы, настойчиво приглашали остановиться в деревне, покушать. Это было бы вовсе не лишним, но мы любезно отказывались: торопились скорее добраться до цели, а затем к ночи вернуться обратно. Тем более что ехали мы не очень быстро. Наездник я был неважный.

По пути я много думал о Свиридкине, Коротченкове, Озернове. Мне очень нравилось, что, организовав советский район, отряд остался в лесу, не вышел в деревни, как это было в других местах, не связал себя необходимостью постоянно оборонять их. Получилось отличное сочетание. Группы самообороны сельских Советов полностью справлялись со своими задачами. А стоило зашевелиться фашистским карателям, их громил партизанский отряд.

Меня очень интересовало, как посмотрят Свиридкин и Коротченков на предложение восстановить Советскую власть во всем районе, для чего потребуется изгнать оккупантов из Ершичей, закрыть доступ за Ипуть из Рославля, Шумячей, Климовичей и Хотимска. Если следовать опыту дорогобужских и ельнинских партизан, то надо действовать именно так. Задачу восстановить Советскую власть в Ершичском районе ставил передо мною Пайтеров. Но при этом он предупреждал: главное — дезорганизовать коммуникации противника.

Об этом мы много говорили с Винокуровым и всякий раз приходили к выводу, что надо заниматься не Ершичами, а рославльским узлом, железными и шоссейными дорогами, станциями, мостами. А как посмотрит на такое дело Свиридкин, человек более зрелый и опытный? Что скажет об этом Коротченков как военный специалист? Я собирался предложить Свиридкину возобновить деятельность Ершичского райкома партии и хотел рекомендовать его первым секретарем. Надо было всячески усиливать политическую работу среди оккупированного населения.