Приезжайте к нам на Колыму! - [42]

В кассе почтамта безо всяких хлопот получили мы причитающиеся нам две тысячи рублей и собрались в обратный путь к себе, в Сусуман. Однако на автовокзале выяснилось, что ближайший автобус в нашу сторону будет лишь в половине второго ночи, и мы отправились на автобазу, надеясь поймать попутную машину. Идти пришлось через ту самую тополиную рощицу (она здесь гордо именуется парком), где располагалось кафе «Лето», невзрачный грязноватый сарай с мокрыми мраморными столиками. В кафе подавали пиво и вермут. Мы заказали по кружке бархатного пива (пиво было трех сортов: бархатное, мартовское и рижское) и, едва начав его пить, опять увидели маркшейдера Володю. Теперь он был уже без пиджака и галстука, но зато в белой шляпе, на ногах пока держался, но было видно, что на это он употребляет все свои силы. В руке у Володи была кружка вермута.

— А-а-а! — как родным, обрадовался он нам.

Но мы, быстро выпив свое пиво, встали и ушли, не желая продолжать разговор.

— Понимаю, — сказал Володя нам вслед, — понимаю...

Возле ворот автобазы стоял огромный МАЗ, тяжело груженный шифером. Кабина его была раскрыта, и из нее высовывался чей-то зад, туго обтянутый синим комбинезоном.

— Эй, хозяин, — постучал Саня в дверцу кабины, — до Сусумана не подбросишь?

Зад исчез в недрах кабины, а вместо него показалась стриженная ежиком седая голова старика кавказца с огромным носом и ртом, полным железных зубов.

— А спать дорогой не будешь? — подозрительно спросил нас старик.

— Да нет, зачем же нам спать средь бела дня, — пожал плечами Саня и искоса посмотрел на меня (знал за мной гадкую привычку засыпать в дороге).

— Тогда садись! — широким жестом пригласил нас в кабину гостеприимный хозяин.

Едва мы уселись на широком сиденье, как наш шофер шикарным жестом поддал газу, и тяжелый МАЗ тронулся в путь. Нагружена машина была ужасно — под шифером, оказывается, лежало еще и листовое железо, — а потому на перевалы ползла она с трудом, надсадно ревя; виражи и серпантины одолевала очень осторожно, плавно вписываясь в повороты. Шофер-кавказец непрерывно творил мелкие чудеса, управляя машиной с таким виртуозным мастерством, что мы только ахали да переглядывались. И при этом он непрерывно говорил, перескакивая с одной животрепещущей темы на другую:

— Сам я армянин, видишь? Один армянин на всю трассу — были бы другие, так я бы их знал... В тридцать четвертом высшее танковое училище закончил, всю войну прошел, четыре раза горел, во, гляди, — он показал нам руки, сплошь покрытые какими-то розовыми струпьями, — и все зубы железные... На курсы приехал — ни слова по-русски не знал, только матом ругаться умел. Воевал с первого дня, от самого Кишинева отступал... Кого ненавижу, так это хохлов. Веришь-нет: отступали мы обгорелые, пешие, босые, попить просим — не дают. Немцы, говорят, и то, хиба, лучше вас... Ах ты, сука рваная, немец ей лучше... Вот он им показал, как он лучше-то... И еще евреев не люблю. Правильно их Гитлер давил... Вот ты заметь: стоит одному еврею на хлебное местечко пристроиться, глядь — через день вокруг него одни евреи... А вот кого уважаю, так это русских. Русские войну-то и выиграли... Не грузины, не татары — вода это все, а не народ, — русские! Русский и рубаху для тебя последнюю с себя снимет, и по морде даст, и приласкает — все от души!.. Нет, я в напарники себе только русских беру...

Война кончилась, ну, думаем, шабаш по домам! Хрен с маслом — на Восток нас погнали, против японца воевать... Через Хинганский хребет идти надо. Ну, раз надо — значит, надо... Там раньше даже лошади с вьюками не проходили, а мы и сами прошли, и всю технику на руках протащили. Японцам против нас куда там, желтозадым, только и умеют, что кишки себе выпускать — харакири это у них называется... А вот русский куда хочешь пройдет, если приказ есть.

А эту суку рваную, эту падлу разношерстную, May эту, я в двенадцати метрах от себя видел. На колени он, сволочь, становился, знамя нам целовал. Знал бы я тогда, что он такая дешевка, врезал бы из главного калибра, мокрого места, и того бы от этой Маы не осталось, только вонь одна... А воевать с китайцами мы будем, это я вам точно говорю. Я в Магадане радио китайское слушал. Они говорят, мы у них три тыщи километров территории отхватили. «Ах ты, скотина, — думаю, — да если бы мы у вас тогда япошек не раздавили, хрен бы ты вообще имел горбатый, а не территорию». Я нашему правительству так скажу: если война с китайцами начнется, вы молодняк туда не посылайте. Только нас, стариков. Да я один пол-Китая голыми руками передавлю, я знаю, как с ними обращаться надо.

Чем там совещание компартий закончилось? Кто за нас, кто против? Румыны? Видал я в войну этих румын, дерьмо — не народ! Эх, дали бы мне волю, я бы знаешь как сделал? Ни Румыниев, ни Польш, ни Чехословакии делать бы не стал. Баловство одно — безобразия разводить. А наделал бы я из них союзных республик: Польскую ССР, Чехословацкую ССР, Австрийскую ССР, а Германию бы, хрен с ними, сделал бы двадцать четвертой республикой. И такой бы порядок был — мое почтение. А то, что за хреновина такая — чехи против нас поднялись! Да мы же их из-под немцев освобождали, сто тыщ наших ребят там лежать осталось, это что, зазря?! Ну уж хрен! Вот Сталин бы такого безобразия не допустил...