Приди и помоги - [22]

Наутро Никита опять отправился на стену, досадуя, что ему не поручают какого-нибудь дела поважнее. А на подворье и в дворцовых хоромах детинца закипела новая жизнь. Князь Мстислав принимал горожан, с утра потянувшихся со всех концов города с просьбами, а больше — из любопытства, посмотреть, как и что, уличных старост, явившихся за указаниями, торговых людей, жаловавшихся на порушенную Владимирским великим князем торговлю. Выяснилось, что в Торжке посадник Домажир держал около сотни купцов из Новгорода — самих позаточил и товары их взял. Тут же купцы были отпущены и городу велено все имущество им возвратить. О, это была большая работа! Купцы быстро опомнились от радости — и вскоре возле торговых складов уже вовсю стоял гомон, стук, треск, скрип, божба и клятвы. Много было бросания шапок оземь, размахиваний руками, тыканья в носы берестяных грамоток со списками отобранных товаров. Но к вечеру и с этим разобрались.

В полдень князь Мстислав Мстиславич, отстояв молебен, затворился с сотником Ларионом и двумя самыми важными из новгородских купцов в верхних покоях. Дело предстояло трудное — написать письмо к жителям новгородским.

Оно должно было быть составлено безукоризненно. Мстислав Мстиславич знал, что, не имея достаточной воинской силы, он может взять Новгород только словом. Но уж и слово надо подобрать такое, чтоб всех новгородцев зажгло. Купцы, правда, уверяли, что великий Владимирский князь своими притеснениями довел новгородцев до состояния сухого хвороста и достаточно будет одной искры — одного упоминания имени князя Мстислава, сына всеми любимого и почитаемого Мстислава Ростиславича, — чтобы они вспыхнули. Но князь хотел, чтоб уже все было честь по чести. Письмо, после долгих трудов, составили, велели писцу его красиво переписать на свиток дивного беленого пергамента — вот и еще труды на целую ночь.

А на следующий день Мстислав Мстиславич отправил в Новгород освобожденных торговых людей с обозом, и среди них — свое посольство. Он верно рассчитал — не посмеет стража Святославова задержать послов среди такого количества торговых людей новгородских, которые будут явно на стороне его посольства И не только помогут войти в город, но и проводят до самого двора Ярославова, где и ударят совместно в вечевой колокол. Отправляя обоз, князь Мстислав лично просил купцов в пути не мешкать, ехать быстрее, потому что теперь всякий час дорог. Ну, об этом купцов и упрашивать не нужно было: насиделись в неволе, соскучились по своим семьям. Как рассвело — тронулись в путь.

Проводив послов своих с обозом, Мстислав Мстиславич тут же начал снаряжать гонцов в Торопец — звать сына Василия с подмогой. Да послал по улицам Торжка бирючей — выкликать охотников вступить в княжеское ополчение. Войска Мстиславу Мстиславичу требовалось теперь много. И к тому же его деятельной натуре нужно было какое-то занятие, чтобы быстрее летели дни. Ответа — и из Новгорода и из Торопца — следовало ожидать не раньше чем через неделю. Вот князь и занимался отбором и снаряжением новых своих ратников. И ждал.

В новгородское посольство, конечно, был включен и Никита. Старшим ехал Власий Бакунец, как самый знатный из нынешнего Мстиславова войска. Был он — по бабке — правнуком какого-то половецкого князя и даже приходился через это отдаленным родственником княгине Анастасии. Власий Никите был по душе — за доброжелательность и спокойный нрав, к тому же Никита много раз слышал о нем как о самом отчаянном бойце — таком умелом, что будто бы даже князь Мстислав ему завидовал. Правда, видеть Власия в деле Никите не пришлось, в Торжке тот находился рядом с князем. Вторым членом посольства стал все тот же Ефим, взятый, как полагал Никита, за степенный вид На него только взглянешь — и тут же подумаешь да, это человек непростой. Говорит мало, все больше знаки подает, но так властно и гордо — куда тебе иной боярин или даже князь! Ефим был, по мнению Никиты, самым полезным из всего посольства — такого и стража пропустит, и народ на вече не обсмеет. Важный! Ну, а третьим послом, вернее — сопровождающим двух первых, был сам Никита. Как было не поехать ему, новгородскому уроженцу?

В пути больше молчали. Все уже заранее было оговорено, все возможные неприятности — о каких подумалось — учтены. Самое главное — добраться до двора Ярославова, а там уж, по обычаю, никому не позволено будет их тронуть, пока вече не решит.

Да Никите и не хотелось разговаривать — слишком он был поглощен своими мыслями. Вот и опять едет он в родной город. И все враги его в этом городе — живы. В этот раз его непременно узнают, ведь теперь он, сын Олексы Сбыславича, встанет перед народом открыто, не таясь. Что-то Мирошкиничи будут делать? И как там дядя Михаил — не попал ли к ним в немилость? Никаких вестей из Новгорода Никита после расставания с дядей не имел. Что, если и дяди Михаила уже нет в живых, и новгородцев не удастся поднять против князя Святослава и могущественного отца его? Тогда — смерть всему посольству, и ему, Никите, — в первую очередь. Ах, как этого не хочется! Ведь жизнь славная только для него началась. Был миг — Никита даже пожалел, что поехал, наверное, разумнее было бы остаться при князе Мстиславе. Но это сожаление лишь один раз всколыхнулось в нем — на второй день пути, к вечеру, когда на лесной дороге стало сумрачно и послышался откуда-то протяжный и тоскливый волчий вой. Тут обоз остановился, коней распрягли, разожгли костры, забулькало в котле варево — и все тревожные мысли улетели прочь.