Прибрежный пират. Эмансипированные и глубокомысленные - [30]

Они сняли квартиру в Гарлеме. После двухнедельных поисков, во время которых уверенность в практической ценности академических знаний была безжалостно похоронена, Горацию удалось найти место клерка в «Южно-американской экспортной компании», – от кого-то ему довелось услышать, что экспорт сейчас на подъеме. Марсия собиралась играть еще несколько месяцев – по крайней мере, до тех пор, пока он не «станет на ноги». Для начала ему дали сто двадцать пять долларов жалованья, пообещав конечно же, что оно будет удвоено всего через несколько месяцев, – так что Марсия отказывалась даже обсуждать возможность лишиться тех ста пятидесяти в неделю, которые ей исправно платили.

– Нас можно звать «голова и плечи», дорогой, – мягко заметила она, – и плечам придется потрястись еще немножко, пока хорошенько не встряхнется голова.

– Я ненавижу твою работу, – печально возразил он.

– Но, – решительно ответила она, – твоего жалованья не хватит на квартиру. Не думай, что мне нравится выступать на публике, – мне не нравится. Я хочу принадлежать только тебе. Но мне кажется, что я буду выглядеть дурочкой, если только и буду делать, что сидеть в комнате, ждать тебя и считать солнечных зайчиков на обоях. Когда ты будешь получать три сотни в месяц, я уволюсь.

И несмотря на то что гордость его была сильно уязвлена, Горацию пришлось согласиться, что она говорит мудро.

Март сменился апрелем. Май объявил ультиматум паркам и прудам Манхэттена, и они были счастливы подчиниться. Гораций, у которого не было никаких привычек – у него ведь просто не было времени на их формирование, – оказался покладистым мужем, и, так как у Марсии не могло быть собственных мнений по поводу занимавших его предметов, в семье практически не происходило никаких серьезных столкновений. Их мысли вращались в различных сферах. Марсия выступала в роли практичного «мастера на все руки», а Гораций то по-прежнему существовал в привычном ему мире абстрактных идей, то с ликованием спускался на землю, чтобы воздать толику почитания и обожания своей жене. Она постоянно изумляла его – свежестью и оригинальностью мышления, активной и чистой жизненной энергией и никогда не изменявшим ей юмором.

Марсия перешла работать в вечернее шоу, и ее коллеги ясно видели, как она гордится интеллектом своего мужа. Они знали Горация только как тощего, с плотно сжатыми губами, инфантильного на вид молодого человека, каждый вечер встречавшего и отвозившего ее домой.

– Гораций, – сказала Марсия как-то вечером, когда они, как обычно, встретились у выхода в одиннадцать часов, – ты выглядел как призрак, когда стоял спиной к фонарям. Ты теряешь в весе?

Он неопределенно помотал головой:

– Не знаю. Мне сегодня прибавили жалованье, сто тридцать пять долларов, и…

– Не важно, – строго сказала Марсия. – Ты убиваешь себя, работая по ночам. Ты все читаешь и читаешь эти книжищи по экономии…

– Экономике, – поправил Гораций.

– Да, ты читаешь каждую ночь, когда я уже вижу десятый сон. И ты уже снова начал сутулиться, как до свадьбы.

– Но, Марсия, я должен…

– Нет, ты не должен, дорогой. Кажется, в данный момент хозяйка лавочки – я, и я не дам своему парню разрушить свое здоровье и испортить глаза. Ты должен заниматься гимнастикой.

– Я занимаюсь. Каждое утро я…

– Да, я видела. Эти твои гантели даже у чахоточного не поднимут температуру и на градус. Я имею в виду настоящую физкультуру. Ты должен ходить в гимнастический зал. Помнишь, ты как-то говорил мне, что был таким хорошим гимнастом, что тебя даже пытались выставить на соревнования от колледжа, и ты не выступал только потому, что на тот день у тебя была назначена встреча с Герби Спенсером?

– Мне нравилась атлетика, – задумчиво сказал Гораций, – но спорт отнимет у меня слишком много времени.

– Ладно, – сказала Марсия, – я предлагаю тебе сделку. Ты начинаешь заниматься, а я обещаю прочесть одну из тех книжек в темном переплете.

– «Дневник» Пипса? Тебе должно понравиться. Он пишет достаточно популярно.

– Не для меня. Это будет что-то вроде пережевывания стеклянной тарелки. Но ты все время говоришь мне, что это расширит мой кругозор. Так вот: ты ходишь в гимнастический зал три раза в неделю, а я принимаю одну большую дозу Пипса.

Гораций задумался.

– Ну что ж…

– Ну, давай соглашайся! Ты для меня будешь прыгать на трапеции, а я для тебя попытаюсь впитать в себя немного культуры.

Гораций в конце концов дал согласие, и в течение всего жаркого лета три, а то и четыре вечера в неделю проводил, занимаясь на трапеции в гимнастическом зале Скиппера. А в августе он признался Марсии, что это позволило ему с большей эффективностью трудиться в умственной сфере в течение дня.

– Mens sana in corpore sano, – сказал он.

– Не верь в это! – ответила Марсия. – Я как-то пробовала патентованное лекарство и пришла к выводу, что все это вздор. Лучше заниматься спортом.

Однажды вечером – уже наступил сентябрь – к Горацию, повторявшему свои упражнения на кольцах в полупустом зале, обратился задумчивый толстяк, который уже несколько дней с заметным интересом наблюдал за ним:

– Слушай, парень, а можешь сделать ту штуку, которую ты вчера делал?