Прибой - [2]

Шрифт
Интервал

— Ты совсем спятил!

— Я не вижу почему! Дениз мне все рассказала. Ведь ты был ее любовником?

— Ну!

— Ты у нее был в тот вечер?

— Ну!

— Она же призналась тебе в том, о чем весь наш коллектив уже знал: что она полюбила другого?

— Да!

— Ну, тогда?

Клиш победно улыбнулся как штангист, сбросивший взятый вес.

— Я жду продолжения, сказал Дюпон.

— Очень просто. Узнав о том, что впал в немилость, ты вышел на улицу и бросился под машину.

Жан Дюпон издал неопределенный звук.

— Ты полный идиот! — выругался он, — Ты забыл, что я сам хотел порвать с ней четыре месяца тому назад. Дениз облегчила мне задачу, опередив меня. Она избавила меня от лишних хлопот. Она…

— Очень странно, ты мне никогда не говорил, что она надоела тебе.

— Потому что я хорошо воспитан.

— Одно другому не мешает…

— Послушай, Клиш, поверь мне: вечером седьмого декабря, покидая Дениз, я был счастлив как беглец, как утопленник, которого вернули к жизни, как…

— И поэтому ты бросился под колеса машины?

— Неправда! — закричал Дюпон. — Я поскользнулся и потерял равновесие, вот и все!

У Клиша на лице появилась мерзкая улыбка «человека, которого не проведешь».

— Гениально, — сказал Клиш. — К сожалению, свидетели придерживаются другого мнения! «Это поступок отчаявшегося человека»- вот что все говорят.

Жан Дюпон совсем разъярился:

— Подлец! Подлец! — рычал он, — Но Дениз — то? Вы расспрашивали ее на работе? Она вам не объяснила?

— Она объяснила, что ты очень ранимый человек и сожалеет, что обошлась с тобой слишком жестоко.

Лицо Дюпона вспотело. Своей белой лапой снежного человека он раздвинул бинт на лице. Дышал он прерывисто. У него был взгляд нетрезвого и слабоумного.

— Слушай, — сказал он, наконец. — Я признаюсь тебе. Я не только не люблю Дениз, я ее ненавижу. Даже если мне ее принесут голой на блюдечке, я отвечу: «Нет, не хочу». Она неуклюжая, жирная и выцветшая. У нее ужасные зубы. Ходит как утка. Плохо одевается. А руки! Ее руками только детей душить!

— Ну, да, рассказывай! — сказал Клиш с хитрой ухмылкой.

Опустошенный, раздавленный Жан Дюпон вертел головой по подушке.

— Видишь ли, — продолжал Клиш, — твое тщеславие меня удивляет. Что позорного, если любишь женщину и готов умереть, когда она тебя бросает.

Дюпон закрыл глаза, как будто собирал всю свою энергию перед последним штурмом.

— Клиш, — сказал он, наконец, — я не желаю больше тебя видеть. Вон отсюда! И больше не приходи ко мне.

Но Клиш, пропустив мимо ушей брань своего товарища, со снисходительным видом поправлял одеяло больного.

— Успокойся, — говорил он ему, — ты очень шевелишься, обнажаешься, тебя просквозит! Какой ты чудак, однако!

— Я запрещаю тебе называть меня «чудаком».

— А знаешь ли ты, что наш начальник отдела Маландрен посетит тебя сегодня вечером?

— Мне наплевать! — заскулил вдруг несчастный. — Мне наплевать! Мне на все наплевать!

Он облокотился, но острая боль в плече надломила его, и он свалился как груз на подушку. Сквозь туман головокружения он увидел, что Клиш встал, надел пальто и тусклую, похожую на шампиньон, шляпу. Звук шагов стал удаляться. Хлопнула дверь. И Жан Дюпон понял, что его оставили в покое.


* * *

Месье Маландрен был маленьким толстячком, щеки его заплыли желтым жиром, нос на лице сидел картошкой, а глаза были черными и блестящими как навозные мухи.

— Вы славный малый! — сказал он, садясь рядом с Жаном Дюпоном, — И можете гордиться, что потрясли спокойную жизнь нашего отдела.

— Вы очень любезны, — ответил Жан.

— Какое приключение! Знаете, вы меня поразили!

— Чем?

— Прекрасно любить до такой степени, когда начинаешь презирать смерть.

— Но я не люблю и не презираю смерть!

— Друг мой, — сказал Маландрен, — мне сорок семь лет. Но я тоже был молод. И я вам скажу просто: «я вас понимаю. На вашем месте, может быть, я поступил также». Порядочные мужчины испытывают сильные страсти.

Жан Дюпон был опустошен утренней сценой. Тем не менее, он запротестовал:

— Это несчастный случай…Это не попытка самоубийство, месье Маландрен…

У месье Маландрена на губах появилась улыбка отца семейства.

— Вы славный парень, — сказал он, — и ваша скромность делает вам честь. Знаете ли вы, что я ходатайствовал перед месье Мургом по поводу вашего повышения?

— Спасибо, месье Маландрен, — пробормотал Дюпон, — но я вас уверяю…

— Жмите мне руку, дорогой Дюпон. Мы оба чувствительные. Мы понимаем друг друга с полуслова.

И месье Маландрен пожал своими пухленькими пальцами громадную забинтованную лапу несчастного.


* * *

Оставшись снова один, Жан Дюпон размышлял над последним визитом. Сначала он негодовал против романтической интерпретации каждого посетителя по поводу его несчастного случая. Наверно, Дениз Паке лопалась от гордости, что он хотел умереть из-за нее. Играла от души роль фатальной, любвеобильной женщины, опустошительницы мужчин. Она хвасталась, говоря «бедняжка», упоминая о нем. Она носила дешевую бижутерию в дорогих оправах, красила губы помадой цвета бычьей крови, наращивала ресницы тушью до размеров кухонной щетки. Какая жалость! А он, уже не любивший ее, он, намеревавшийся порвать с ней задолго до того, как она сделала то же самое по отношению к нему, он оказался в анекдотическом положении отвергнутого воздыхателя! На глазах у всех он становился жертвой, выжатым лимоном, надоевшей игрушкой, которую капризный ребенок пинком отправляет под батарею.


Еще от автора Анри Труайя
Антон Чехов

Кто он, Антон Павлович Чехов, такой понятный и любимый с детства и все более «усложняющийся», когда мы становимся старше, обретающий почти непостижимую философскую глубину?Выпускник провинциальной гимназии, приехавший в Москву учиться на «доктора», на излете жизни встретивший свою самую большую любовь, человек, составивший славу не только российской, но и всей мировой литературы, проживший всего сорок четыре года, но казавшийся мудрейшим старцем, именно он и стал героем нового блестящего исследования известного французского писателя Анри Труайя.


Семья Эглетьер

Анри Труайя (р. 1911) псевдоним Григория Тарасова, который родился в Москве в армянской семье. С 1917 года живет во Франции, где стал известным писателем, лауреатом премии Гонкуров, членом Французской академии. Среди его книг биографии Пушкина и Достоевского, Л. Толстого, Лермонтова; романы о России, эмиграции, современной Франции и др. «Семья Эглетьер» один роман из серии книг об Эглетьерах.


Алеша

1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи.


Иван Грозный

Личность первого русского царя Ивана Грозного всегда представляла загадку для историков. Никто не мог с уверенностью определить ни его психологического портрета, ни его государственных способностей с той ясностью, которой требует научное знание. Они представляли его или как передовую не понятную всем личность, или как человека ограниченного и даже безумного. Иные подчеркивали несоответствие потенциала умственных возможностей Грозного со слабостью его воли. Такого рода характеристики порой остроумны и правдоподобны, но достаточно произвольны: характер личности Мвана Грозного остается для всех загадкой.Анри Труайя, проанализировав многие существующие источники, создал свою версию личности и эпохи государственного правления царя Ивана IV, которую и представляет на суд читателей.


Моя столь длинная дорога

Анри Труайя – знаменитый французский писатель русского происхождения, член Французской академии, лауреат многочисленных литературных премий, автор более сотни книг, выдающийся исследователь исторического и культурного наследия России и Франции.Одним из самых значительных произведений, созданных Анри Труайя, литературные критики считают его мемуары. Это увлекательнейшее литературное повествование, искреннее, эмоциональное, то исполненное драматизма, то окрашенное иронией. Это еще и интереснейший документ эпохи, в котором талантливый писатель, историк, мыслитель описывает грандиозную картину событий двадцатого века со всеми его катаклизмами – от Первой мировой войны и революции до Второй мировой войны и начала перемен в России.В советское время оригиналы первых изданий мемуаров Труайя находились в спецхране, куда имел доступ узкий круг специалистов.


Федор Достоевский

Федор Михайлович Достоевский – кем он был в глазах современников? Гением, величайшим талантом, новой звездой, взошедшей на небосклоне русской литературы, или, по словам Ивана Тургенева, «пресловутым маркизом де Садом», незаслуженно наслаждавшимся выпавшей на его долю славой? Анри Труайя не судит. Он дает читателям право самим разобраться в том, кем же на самом деле был Достоевский: Алешей Карамазовым, Свидригайловым или «просто» необыкновенным человеком с очень сложной судьбой.


Рекомендуем почитать
Почти замужняя женщина к середине ночи

Что можно хотеть от женщины, которая решила выйти замуж? Да еще к середине ночи? Да еще не за тебя?Что можно хотеть от другой женщины, которая выступает на театральной сцене? Да еще когда ты сам сидишь в зрительном зале? Да еще во время спектакля?Что можно хотеть от третьей женщины, которую встретил в вечернем клубе? Ну, это понятно! А вот что можно хотеть от мужчины, встреченном в том же вечернем клубе? Вот это – непонятно совсем!А что они все могут хотеть от тебя?


Старость шакала. Посвящается Пэт

«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.


Целинники

История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.


Тунисская белая клетка в форме пагоды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кольцевая ссылка

Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».


Запах ночи

"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.