Приближение к великой картине - [15]

— А на фига? — спросил я, наверное заикаясь.

Директор музея седовласый профессор, посмотрел на меня как на павиана.

— Человек должен развиваться в атмосфере и хроносфере искусства чтобы не терять лицо перед шедеврами и прозрениями гениев.

— Под словом "человек" этот профессор, конечно, подразумевал акулу капитала. — Искусство — провидческий путь, гороскоп человечества...

Я шаркнул ногой, мне очень понравилось про гороскоп.

Да, это был музей, со светлыми залами, увешанными хорошей живописью. С запасником, где все как надо, на шарнирах и на колёсиках. С выставкой советских художников-нонконформистов, центральными полотнами которой были работы Целкова и Шемякина. Одно полотно Целкова висело в кабинете директора. Я спросил, почему оно тут. И он на минутку утратив свою монументальность, сказал:

— Дети есть дети. Это полотно задевает их достоинство.

На полотне был изображен человек, который заглатывал канат и испражнялся тем же канатом.

Именно после этого мы пошли на банкет с яствами, дружелюбием и непониманием, зачем нужен букварь. Спиридон Вангели, молдавский писатель написал букварь для народа, а американцы не поняли сути, они сказали: "В каждой семье свой букварь. У школы другие задачи".

Потом мы пошли в протестантский храм на концерт. Думаю, в Филипс Академии имеется и концертный зал, и театр, и, наверное, два театра...

Слушая "Весну священную" я, как говорят, констатировал, что созданный во мне ещё в школе образ капиталиста сильно смахивает на дарвинскую обезьяну. Да и была ли она, обезьяна? А фразу "В каждой семье свой букварь" я понял, можно сказать, только сейчас, когда у нас начались волнения на национальной почве — выбор букваря оказался делом семейным, — в школу ребёнок обязан приходить, умея читать на том языке, какой для него выбрали родители. И по сути, это последний, если не единственный сейчас родительский выбор.

Где-то в парке свеже-зелёном был месяц май, распластались открытые стадионы, к ним подступали спортивные залы, плавательные и для художественного ныряния бассейны. Я их не видел, но как бы видел, глядя на ребят, пришедших послушать концерт. Половину зала занимали школьники среднего возраста. На задних скамьях не густо сидели юноши. Будущие капитаны мировой экономики сдержанно озорничали.

Слова "нет" и "нельзя" для них привычные слова, но никто не разрушал созданного ими в детстве хрустального мира, где нужно быть добрым. Никто не заставлял их вытрясти из головы гномов, колдунов и троллей как выдумки антинаучной ереси. Никто не говорил им, что Бога нет. Никто не говорил им, что английская королева, а заодно с ней и голландская и датская — дуры. Никто не объяснял им, что вчерашний день был ошибочен и преступен. В их библиотеках Маркс и Ницше стоят, наверное, на одной полке.

Всё, что мы увидели в Филипс Академии, я понял как создание сверхпрочной оболочки для защиты того детского хрустального мира.

Филипс Академия воспитывает высокопробного, без трещинки, капиталиста с младых ногтей. Кого воспитывают наши школы?

Кого? Без трещинки...

И какие школы хотя бы в схеме, мы можем попробовать как образец для наших коммунальных школ или училищ — конечно, Академия Филипс Андовер нам ни указ. И ни к чему.

Заводы и научно-производственные объединения сейчас хотят подтащить старшие классы к себе, чтобы из них отбирать технически одаренных ребят. Пусть.

Я же говорю о школе как о духовном принципе. Что в основе?

Сдаётся мне, что ответ на этот вопрос, по крайней мере достаточный для меня, я получил в "Яблоневой долине".

Люди прожили на космической станции год и не сошли с ума — это наполняет нас надеждой. Но то, что школьники могут изо дня в день учиться в классах без стен и не мешать друг другу, — звучит, по меньшей мере, как анекдот из пионерской жизни.

Но "Яблоневая долина" именно та школа, из-за которой можно слетать в Америку, — школа без стен.

Ее придумал и спроектировал учёный-педагог Джеймс Ф. Басен. Он же убедил власти штата Миннесота и финансовых воротил дать ему деньги на строительство. И построил ее. И сейчас он в ней директор. В городе Миннеаполисе.

По архитектуре школа представляет собой друзу тесно связанных разноформатных объёмов, выполненных из красного кирпича. Красная скала на зеленой поляне. Вокруг школы парк, даже с сосновым лесом. Сосны подступают к ней вплотную.

Мы пришли в эту школу как снобы — мы уже столько видели. И что ещё возможно после Филипс Академии — может хрустальные люстры в сортирах и столовое серебро?

Но школа была с типовой мебелью — сине-белой.

Четыре спортивных зала. Свой театр — настоящий, похожий на ленинградский ТЮЗ, только меньших размеров и с мягкими синими креслами в зрительном зале. Я сказал Джеймсу Ф. Басену, что в нашем ТЮЗе сплошные скамьи — они якобы способствуют динамическому диалогу, то есть локтевому обмену мнениями, что тоже важно. Он задумался и ответил:

— Наверное, для маленьких ребят это имеет значение, и для средних тоже, но для старших нет. У них на первый план выходит чувство собственного достоинства. В "Яблоневой долине" учатся только старшие.

Им преподают балет, танцы ретро и современные стили. В школе четыре оркестра: два симфонических, духовой и джазовый. Хоры. Театральная студия. Изо...