Прибежище (ЛП) - [71]

— Да.

Я посмотрела на шестидесятифутовую гирю.

— Я хочу попытаться ещё раз.

— На сегодня ты достаточно сделала.

— Думаешь, я не смогу.

— Я знаю, что не сможешь, — у него вырвался смешок. Я открыла рот, чтобы возразить, но он покачал головой: — Ты, возможно, не осознаешь, но на это требуется больше усилий, чем кажется, и позже ты это почувствуешь. Ты же не хочешь переусердствовать.

— Значит, тренировка на данный момент закончена?

Он сел и указал на место рядом с собой.

— Мы сделаем небольшой перерыв, и затем я хочу попробовать кое-что новое.

Я присоединилась к нему, не уверенная хотела бы я знать, что он уготовил для меня. Вплоть до этой минуты он был очень осторожен, постаравшись не давить на меня слишком сильно, но мы определенно вышли из моей зоны комфорта. Всё же я достигла большего прогресса со своим Мори после двух дней тренировок с Николасом, чем за недели с Каллумом. Невзирая на перемены настроения Николаса, я чувствовала себя более комфортно в разговоре с ним, и, казалось, будто знала его гораздо дольше, чем всего три месяца.

— Могу я кое-что у тебя спросить? — поинтересовалась я через несколько минут тишины. — Ты знаешь всё о моей жизни, но никогда не рассказываешь о своей. На что было похоже то место, где ты вырос? Где сейчас твоя семья?

Он откинулся назад и раскинул руки по спинкам кресел по обе от себя стороны.

— Я вырос в военном бастионе неподалеку от Санкт-Петербурга. Крепость Мирослав совсем не похожа на Весторн. Она окружена высокими каменными стенами и управляется скорее как военная база, хотя там живёт несколько семей, равно как и моя семья. Мои родители были консультантами Совета и были сильно вовлечены в планирование военных операций, так что нам крайне необходимо было жить там, а не в одном из семейных лагерей.

— Что-то не похоже это на веселое место для проживания.

Я не могла себе представить, каково это провести жизнь, ограниченную стенами, которые загораживали всё, кроме неба. Картинка в моём разуме соответствовала той, что я представляла, подумав о Мохири, когда впервые услышала о них; на картинке я рисовала их, живущими в бараках и сосредоточенными исключительно на охоте.

— Вообще-то, это была очень хорошая жизнь, и мы жили в куда большей роскоши и комфорте, нежели большинство людей в те времена. Тогда, даже состоятельные люди не имели водопровода, ванных внутри помещений, газового освещения, и это не весь список, — его взгляд принял отсутствующий вид, словно он вспоминал подробности своего детства. — Мои родители были занятыми людьми и много путешествовали, но они были очень любящими, и один из них всегда оставался дома, пока другой был в разъездах. Они очень сильно понуждали меня тренироваться и учиться, но я понимал, что они готовили меня к опасности, с которой я встречусь, когда стану воином.

— Так ты один ребёнок в семье?

— Да.

— Ну, это многое объясняет, — я усмехнулась, заработав наигранный свирепый взгляд. — У тебя было много друзей? Как ты развлекался?

— У меня с годами появилось несколько хороших друзей. Большинство семей переезжали, когда родителей переводили в другие бастионы, а другие заезжали. Не думаю, что я когда-либо был одиноким. Я любил наблюдать за подготовкой воинов и проводил много времени тусуясь поблизости к тренировочным площадкам. Все воины обучали меня, как бороться и использовать оружие. Ко времени, когда я начал плановые тренировки, я был настолько продвинутым, что им пришлось поставить меня со стажёрами выпускного года.

И почему меня это не удивляет?

— Готова поспорить твои родители были очень горды тобой.

Его глаза засветились любовью.

— Гордились; до сих пор гордятся.

— Ты говорил, что прожил в России до шестнадцати лет, но затем твоя семья переехала в Англию. Почему вы переехали, если любили лагерь в России?

Он выглядел удивленным от того, что я вспомнила об этом обстоятельстве, которым он поделился со мной ещё в Мэне.

— Моего родителя попросили взять на себя руководство военного лагеря первостепенной важности близ Лондона, когда его глава был убит во время налёта. Мы прожили там восемь лет, прежде чем родителей попросили помочь основать несколько новых бастионов в Северной Америке. К тому времени я был уже полноценным воином, и посчитал одичалость этого континента привлекательной, так что я сел им на хвост.

— Где твои родители сейчас?

— Они вернулись в Россию примерно пятьдесят лет назад. Мой родитель сейчас глава крепости Мирослав. Матери предложили руководство другим бастионом, но она не захотела с ним разлучаться. Я вижусь с ними как минимум раз в год.

— Итак, хм, как ты развлекаешься, помимо уничтожения вампиров и верховенства над другими людьми?

Он вскинул брови, и я одарила его, как я думала, своим самым невинным взглядом.

— Да ладно, ты хоть что-то делаешь ради забавы. Читаешь? Смотришь телевизор? Вяжешь?

— Иногда читаю.

Он назвал несколько книг, написанных Хемингуэйем, Воннегутом и Вальтером Скоттом, и не было ничего удивительного, что все они были о войне. Его не заботило телевидение или фильмы, и по его словам, лучшим десятилетием в музыке были шестидесятые. Я рассмеялась, когда он признался, что они с Крисом были на рок-фестивале Вудсток, и я попыталась представить их в одежде богемного стиля, который был в то время популярен. Он сказал, что был там, поскольку событие привлекло множество вампиров, а большинство присутствовавших были слишком обкурены или пьяны или без ума от любви, чтобы обращать на них внимание. Я сочла невозможным поверить, что Николас или Крис могли появляться где-либо незамеченными, но оставила это высказывание при себе.