При дворе последнего императора - [4]

Этот переворот, демократизирующий местное управление, давал бы государю самодержавную власть в верховной администрации. Добавлю, что эти проекты обсуждались в то время, когда верховное командование готовилось к весеннему наступлению и верило в его удачу и когда, с другой стороны, общее недовольство в России достигло того напряжения, что ясна была опасность для династии.

Министром путей сообщения был тогда мой друг и шурин А. Ф. Трепов, который на докладах государю много говорил об общем политическом положении. Трепов докладывал царю содержание моей записки по вышеизложенному вопросу. По словам Трепова, государь заинтересовался ею, и мне впоследствии стало известно от А. Ф., когда он стал премьером, что император высказал предположение создать особую комиссию для рассмотрения этого вопроса.

Так вот, мне хотелось испытать Распутина и посмотреть, поймет ли он смысл того построения государственного управления, о котором я в то время мечтал, и если да — будет ли он поддерживать. А вместе с тем я полагал, что это мне даст возможность понять, действительно ли Распутин поддерживает мысль о сепаратном мире, только из осторожности притворяясь, как я имел причины думать, что настаивает на доведении войны до победного конца.

Имея все это в виду, я пошел к одной своей хорошей знакомой, которую назвать не могу, так как она до сих пор живет в Совдепии: Е. В. Мдивани в это время не было в Петербурге. Я знал, что у этой знакомой, которую назовем баронессою, собираются почитательницы Распутина. Меня пригласили приехать вечером.

В небольшой квартире баронессы было много народу. Пришел Распутин; расцеловался, здороваясь со всеми дамами. Со мною поздоровался, как мне показалось, без особой радости меня видеть. Его повели в столовую, где он питался, залезая в тарелку руками. Мне было довольно противно видеть, как этот мужик ест и обходится со своими поклонницами; лесть этих дам, Распутину мне была не менее противна. Наконец он встал. После водки и вина он сделался немного веселее и общительнее. Затем, обратившись к баронессе, сказал:

— Верочка, выведи нас с Мосоловым в твою спальню, не приехал же он смотреть, как я буду есть.

Нас провели в спальню. Распутин начал:

— Что ты хочешь мне сказать? — и пристально посмотрел мне в глаза.

Я ответил, что приехал из Могилева и хочу знать, что он думает про войну.

— Хочешь испытать, не хлопочу ли о замирении?

— Да.

— А что ты думаешь об этом?

— Я до войны был за дружбу с немцами. Это лучше было для государя. А раз началась война, то надо добиваться победы, а то государю будет плохо.

— Верно…

Я понял, что истинных его мыслей так и не добьюсь, и сказал:

— Кроме того, хотел тебе выложить, что управлять всей Россией из Петербурга нельзя; нужно устроить иначе все управление. Надо, чтобы разделили Россию на области и там бы управляли наместники царя и свои Думы.

Он прервал меня:

— Одна проклятая Дума, и той не надо…

— Погоди! Ведь с теми Думами будет возиться не царь, а наместники — тех и будут ругать; а царь будет только миловать, и его будут любить.

Распутин задумался.

— А он будет как управлять?

— Как прежде. Самодержавно. Он будет войну объявлять или мириться; он будет войсками командовать. И мужику будет легче: он будет выбирать ближайшее начальство.

— Верно. Но я всего хорошенько не пойму…

В это время пришли его звать, что, мол, всем без него скучно и что пришел князь Шаховской (тогда министр торговли).

— Надо идти. А что, ты говоришь, кажись, хорошо. Что-то Витя скажет? Я б ему сказал, да хорошо не разберу. Витя ведь умный, но хитрый. Не скажет, что думает. Ты приди ко мне завтра, никого не будет — поговорим.

На другой день часов в 9 вечера я пришел к Распутину. Он спал. Я с полчаса ждал. Пришел он растрепанный, заспанный. Сел, начали говорить, но разговор не вязался.

— Знаешь что: у меня есть хорошая мадера. Пойдем в столовую, выпьем.

— Идем.

С час сидели. Я молол вздор, он смеялся и подливал вина. Начали вторую бутылку. Как выпили по первой рюмке, он сказал:

— Ну, что же не говоришь о том, что намедни говорил? Аль раздумал говорить об этом Гришке? Напрасно…

— Я думал, ты забыл. И решил хорошей мадеры с тобой попить… Но — как хочешь… Ладно, буду говорить.

— Мне што! И так попить можно… Ты славный, с тобой весело. А мне што?.. Как выдумал что хорошее для «папы» (императора) и «мамы», скажи. А не хошь, так выпьем за их здоровие.

Я начал объяснять, в чем дело. Говорил долго. Сначала он не мог усвоить, потом вдруг по-своему мне объяснил, и довольно верно.

— Знаешь, все же жаль, что нельзя объяснить Вите… Он умный. Но по-своему переделает — так, что «папе» будет скверно… Нельзя ему говорить… Он часто мне скажет — кажется, хорошо… А подумаю: окажется, «папе» скверно будет, а Вите хорошо.

Наконец, когда мы кончили третью бутылку, Распутин спросил меня:

— А «папа» знает это дело?

— Нет, полностью не знает. Но в общих чертах ему сказали, и, говорят, понравилось.

— Так ему пока не говорить?

— Нет. Я скажу тебе, когда будет время… Тогда поможешь.

— Да я што?.. Только скажу, чтоб тебя послушал — послушает… Он умный. Сам разберет. А я што?.. Только благословить могу.