Президенты без государств - [23]

Больше к серьезным вопросам не возвращались.

Когда гости стали расходиться, пьяный Кайгин протянул руку на прощанье Орозову:

— Ты извини. Я не могу пойти вместе с тобой. Я должен помочь Марии Яковлевне уложить вещи. Думаю, ты на меня не обидишься. Завтра, если сможешь, приезжай прямо на вокзал проводить Марию Яковлевну.

— Алмамбетов сегодня что-то не в духе?

— Увидел тебя и разволновался. Он всегда чего-то боится.

На улице Алмамбетов окликнул Орозова. Ахмат остановился. Они вместе прошли к автобусной остановке.

— Я надеюсь, — начал он, — что о моем посещении вдовы президента не будет знать доктор Ольцша и Каюм-хан.

— Воля ваша, мурза Алмамбетов… Разве вы не свободны выбирать себе знакомых? — похоже, Сатар не заметил иронического тона Орозова.

— Мы с тобой киргизы, Орозов. Мы — братья, и нам всегда надо помнить об этом.

«Нет, Сатар, — думал Орозов. — Настоящему киргизу брат каждый, кто сражается с фашистскими захватчиками. А ты, Сатар, трус и предатель. Ты предал Родину, а сейчас предаешь и своих, таких же, как ты, отщепенцев. Жаль, что пока я не могу тебе все это высказать вслух».

— В общем, имей в виду, Орозов, что у Чокаевой я оказался совершенно случайно.

Расстались холодно.

Шелленберг совершал традиционную утреннюю прогулку верхом. Его сопровождал доктор Грефе и доктор Ольцша. Речь шла о предстоящем Венском конгрессе.

— Ваше мнение о конгрессе? — обратился Шелленберг к Грефе.

— Я не возражаю против расширения платформы комитета, но только в том случае, если это не увеличит власть Каюма. Поэтому я против всяких конгрессов. Я даже против посылки на это собрание представителя от Главного управления имперской безопасности. Если оно все-таки состоится, я считаю достаточным послать в Вену доверенное лицо Ольцши в качестве наблюдателя…

— Хотим мы с вами этого или нет, конгресс состоится. Это согласовано с фюрером. Остминистерство этой акцией рассчитывает поднять свой авторитет… Итак, вы против, доктор Грефе? — Шелленберг помолчал. — В таком случае, поступайте так, как считаете нужным.

Возвратившись от Шелленберга, Ольцша вызвал к себе Ахмата Орозова.

Он был мрачен, шагал взад и вперед по кабинету, погруженный в тяжелые размышления.

Секретарша принесла сводку. Ольцша стал читать:

«Северо-западнее и севернее города Яссы наши войска продолжали нести бои с противником…»

«Яссы… Яссы… Это недалеко от Бухареста…»

Вспомнились заверения фюрера: «Советская Россия исчезнет с карты мира через восемь недель». Прошло три года…

Остминистерство, сборище в Вене… Все это по сравнению с надвигающейся катастрофой казалось мышиной возней. Но нет, нельзя распускаться.

— Вот что, Орозов, — срочно поедете в Вену. — Ваша задача: следить на конгрессе за поведением Каюма и других туркестанцев. По возвращении представьте мне письменный отчет. Вот вам письмо. С ним обратитесь к нашей сотруднице Гайнтель…

Ольцша запечатал конверт. Написал венский адрес и вместе с пригласительным билетом вручил Орозову.

Из Берлина поезд вышел рано утром. Орозов расположился в шестиместном купе.

За окном зеленели сады. Орозов вспомнил Чуйскую долину, маленький свой Бешкорюк. Весной он утопал в клубах белой пены цветущих яблонь и вишень…

7 июня 1944 года Орозов прибыл в Вену.

8 июня в день открытия конгресса в вестибюле клуба на площади Штайбергплац было многолюдно, но не шумно. Делегаты переговаривались вполголоса, а то и шепотом.

— Ну, что скажете? А ведь Каюм добился своего.

— Каюм? Вы недооцениваете Розенберга и профессора Менде.

— Если говорить точнее, и Шелленберга…

— Но будет ли толк? Одно дело, когда фронт был у Сталинграда, другое — когда советские войска в Румынии.

Шепот смолк. Толпа расступилась. В зал величественно прошествовал Великий Муфти, провожаемый любопытными взглядами.

Все устремились следом.

Канатбаев Карие прогуливался под руку с руководителем Азербайджанского комитета Дудангинским, одним из сторонников власовской компании. По мнению Дудангинского, «все антисоветские силы должны быть слиты воедино». Сам он поддерживал связь с лидером азербайджанской эмиграции в Германии Эмин-Рузель-Заде, который не был допущен к руководству Азербайджанским комитетом, так как слыл сторонником «пантюркизма».

Движение «пантюркизма» противоречило политике Розенберга: германское правительство планировало при оккупации Кавказа организовать там рейхскомиссариат, куда должны были войти Грузинская, Армянская и Азербайджанская республики и области Северного Кавказа. Рейхскомиссаром Кавказа в 1943 году был назначен Шикеданц. С тех пор Шикеданц имел свой кабинет при Розенберге.

Дудангинский и Канатбаев направились в зал. Все уже были на местах. В большом зале наступила тишина.

Отворилась дверь и в зал быстрой, легкой походкой вошли Вали Каюм-хан и фон Менде, за ними — члены президиума.

Когда все расселись, Каюм эффектным жестом поднял над головой телеграмму и застыл в этой позе на несколько секунд.

— Хайль Гитлер! — выкрикнул он своим высоким, почти женским голосом.

— Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! — пронеслось по всему залу…

Каюм зачитал текст приветственной телеграммы Гитлеру. Снова, как по команде, раздались возгласы приветствий.