Президентский полк - [41]

— Она взяла несколько дней за свой счет и уехала с сыном к какой-то подруге, — сообщила завуч. — Она позвонила и сказала, чтобы мы не беспокоились.

— Когда позвонила?

— Позавчера.

Пока все сходилось. Тестю Асланбек звонить не стал: тот мог почуять неладное и устроить совершенно ненужный переполох. Асланбеку и без того стоило огромного груда уговорить Илью Марковича никому ни слова ни под каким видом не говорить о сорока двух миллионах долларов, которые объявились на счету «Сигмы».

У Асланбека было огромное искушение позвонить на мобильный телефон Рахили. Но он сдержался. Она могла выдать себя интонацией, словом. Стоит московским следователям заподозрить, что Рахиль что-то знает о муже, они вывернут ее наизнанку. Не от зловредности, а потому что начальство давит на них со страшной силой, требует результат — чем быстрей, тем лучше. Поэтому это была самая правильная тактика. Она ничего не знает о муже. Совершенно ничего. Чеченские мужчины не посвящают женщин в свои мужские дела.

Что ж, теперь можно было дать контрольный звонок по контактному телефону, обозначенному в объявлении в «Zweite Hand». Номер был местный, венский. Трубку подняли сразу. Хорошо поставленный женский голос произнес по-немецки:

— Посольство Российской Федерации. Консульский отдел. Чем мы можем быть вам полезны?

— Сорри, я ошибся номером, — ответил по-английски Асланбек и повесил трубку.

Последние сомнения исчезли. Факс произвел свое действие. Рахиль и Вахид в безопасности. Это развязывало Асланбеку руки. Теперь он знал, что ему нужно делать.

В начале десятого вечера герр Швиммер по внутренней связи позвонил в апартаменты Асланбека и очень официально, как и положено портье, осведомился, не изменились ли планы господина Русланова и ждет ли он трех господ, которых пригласил к себе в гости.

— Да, жду, — подтвердил Асланбек. — Я сейчас спущусь.

— Не трудитесь, — возразил портье. — Я распоряжусь, их проводит рассыльный.

Через десять минут на этаже остановился медлительный старомодный лифт, обитый бархатом и облицованный красным деревом. Асланбек уже стоял в открытых дверях своего номера:

— Господа, прошу!

Они не очень уверенно вошли и остановились на пороге гостиной, пораженные то ли ее размерами, то ли богатым баром на мраморной каминной доске, то ли белым ковром и белыми кожаными креслами и диванами, сгруппированными так, что в гостиной можно было устраивать прием для трех десятков гостей.

Асланбек сунул рассыльному несколько шиллингов, запер дверь и с облегчением проговорил:

— Ну, здорово, ребята! Если бы вы знали, как я рад вас видеть!

2

Фамилия старшего была Литвинов. Он чем-то напомнил Асланбеку проректора по хозяйственной части Бауманки, отставного полковника. Хозяйство МВТУ он знал досконально — от комплектации сложнейших ЭВМ до последней швабры уборщицы. Это сообщало ему независимость в общении с любым, даже самым высоким начальством. В Литвинове чувствовалась та же хмуроватая властность, проистекавшая от уверенности в том, что он делает нужную для государства работу, и делает профессионально — так, как мало кто ее может сделать. На предложение Асланбека познакомиться он слегка склонил голову и назвался, не подавая руки:

— Литвинов.

— И все? — удивился Асланбек.

— Подполковник Литвинов.

— Вообще-то я имел в виду имя-отчество, — уточнил Асланбек.

— Сергей Иванович.

— Очень приятно. Рад познакомиться. А вы, молодые люди?

Перед тем как ответить, они взглянули на начальника. Не то чтобы вопросительно, но как бы выражая сомнение, следует ли им вообще отвечать на вопросы хозяина этих роскошных апартаментов. Тот кивнул, разрешая быть откровенным, но в меру.

— Капитан Сонькин, — представился первый. Немного подумал и добавил: — Юрий.

— Капитан Николай Карпов, — более уверенно назвался второй.

Обоим было лет по тридцать пять. Капитан Сонькин был белобрысый, с крутыми скулами и жесткими светлыми глазами. Капитан Карпов — чернявый, с густыми бровями и правильными чертами лица. Но при всем различии было в них что-то общее. Они не запоминались. Стоило отвернуться от них, и они как бы переставали существовать, растворялись в массе, как пассажиры метро.

Асланбек никогда не имел никаких дел с гэбистами, если не брать в расчет начальника первого отдела, а о восточногерманской Штази только читал. Но герр Швиммер был прав: все они были одной породы. Какая-то незаметная черта отличала их от обычных людей. Так опытный, много лет прослуживший милицейский опер даже вне службы помимо своей воли профессионально присматривается к окружающему.

— Располагайтесь, — радушно предложил Асланбек. — Будьте как дома.

Но они продолжали стоять.

— В чем дело? — спросил Асланбек. — Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, — заверил Литвинов. — Вы неплохо устроились, господин Русланов.

— Я нахожу в этом несколько изощренное и даже извращенное удовольствие, — пошутил Асланбек, но по каменным лицам гостей понял, что шутка не понята. И объяснил, чтобы они могли попять: — Такие апартаменты производят сильное впечатление на деловых партнеров. По-русски это называется пускать пыль в глаза, но на Западе к этому относятся весьма серьезно.