Прежде, чем умру - [2]

Священник. Что?!

Узник. Развалюха стоит меньше, чем я заплатил, когда ее снимал. Хозяин не будет в убытке.

Священник. Но…

Узник. Ясно, что вы этого не сделаете, если не узнаете, зачем. И, наверное, будет недостаточно сказать, что в этом бараке находятся материалы, которые должны быть уничтожены. Об этом вы наверняка догадаетесь сами. Это нужно сжечь… Иначе… если они попадут в человеческие руки… (все более нервозно). Случится непоправимое! Не смотрите на меня так! Я знаю, что вы ничего не понимаете. Но я не преувеличиваю. Скорее, стараюсь говорить осторожно… Если бы я рассказал все как есть, вы сочли бы меня сумасшедшим…

Священник(нетерпеливо). Скажите, наконец, в чем дело?!

Узник(с трудом). Хорошо. Конечно, я должен сказать… О том, к чему могут привести эксперименты, не знал никто. Только Анна Брок, Мартенсберг и я. И у меня не было выбора…

Священник. Ради бога, в чем дело? Какие эксперименты?

Узник(спокойно). Понимаю — следствие и суд классифицировали это как классическое убийство на почве “треугольника”… Я-де был не только ассистентом и секретарем Анны Брок, но и ее любовником. И когда появился Мартенсберг, я оказался “на мели” и поэтому насыпал в рюмки яд… Я не возражал, когда следователь, а затем и прокурор уцепились за эту версию. Это был шанс… что они не доберутся до истины. И они действительно пошли по ложному следу. Вы — первый, кто узнал правду… До вас знали только одно: что Анна Брок-ученый с мировым именем, лауреат Нобелевской премии в области биофизики, Мартенсберг — известный потентат электронной промышленности, председатель “Эльбио”. И что я — убийца — был обязан своим жертвам всем: образованием, положением, счетом в банке… Судьи сочли это обстоятельством отягчающим, но второстепенным. В действительности же это было вопросом не второстепенным, а основным! Анна никогда не была моей любовницей. Я был моложе на двадцать лет, но это не имеет значения. Просто… у меня была девушка. Правда, я поссорился с ней именно из-за того, что она заподозрила меня в связи с Анной, не хотела верить, что я целые ночи занят в лаборатории… Но так было на самом деле…

Священник. А Мартенсберг?

Узник. Это совсем другое. Он действительно делал все, чтобы вскружить Анне голову. Так она легче могла стать его слепым орудием. Из-за него я превратился в убийцу. Но дело не в ревности. Я не мог допустить, чтобы он реализовал свои планы…(с возрастающим напряжением). Это было чудовищно! Ведь она не была мне безразлична. Анна долгие годы была моим другом, опекуном, чуть ли не матерью… У меня все время перед глазами эти последние минуты… Она подняла рюмку и улыбнулась мне… Я думал, что не выдержу… сломлюсь. Но она сказала: “За наш общий успех!”. Это решило все. Я глядел, как она пьет… И, наверное, был страшен. Должно быть, потому Мартенсберг и обратил на меня внимание. Поэтому он так быстро сообразил, что к чему, когда почувствовал боль. Быстро связался с секретаршей… Я не успел ему помешать… Но самой страшной была та минута, когда Анна поняла… Она посмотрела на меня… Полный удивления, вопрошающий взгляд… Мог ли я убить только Мартенсберга? Я знал — если она останется в живых… все будет потеряно… Я… не хотел… а ведь… не мог иначе!..(в отчаянии) Вы меня понимаете?

Священник. Пытаюсь понять… Но ничто не может оправдать преступления, убийства! Нарушить божью заповедь!.. Нет! Любое преднамеренное убийство, пусть даже и обусловленное высшими соображениями, остается смертным грехом. Не нам оценивать справедливость этих слов…

Узник. А кому?

Священник. Когда мы ставим свою волю выше воли бога…

Узник(прерывает). Так ведь можно доказать, что я был исполнителем воли божией. Но не в этом дело. Дело в том, что иного пути не было… Я в этом совершенно уверен. Я долго размышлял. Искал иного решения. И не нашел… Оба они должны были погибнуть. Именно тогда, когда уже я знал, что другого выхода нет, я снял этот барак. Хотел сделать там тайник… Чтобы потом, после того, что должно было случиться, выждать и посмотреть, не обнаружит ли полиция материалов, над которыми работали мы с Анной. Если бы это произошло, я все отдал бы на откуп прессе, придал бы делу всеобщую огласку. Это был второй вариант… Альтернатива. Несравнимо худшая, но выбора не было. Так или иначе, я обратился бы в полицию. Я и не собирался бежать!

Священник. И все же вы сделали попытку.

Узник. Тогда, в институте? Это было не бегство. Я говорю бессвязно… Я хотел укрыться на несколько дней в том бараке, посмотреть материалы и уничтожить все, что могло облегчить создание таких генераторов. И в то же время сохранить доказательства того, чем грозили миру эти эксперименты. Вычисления и записи я унес за день до приезда Мартенсберга. Взял также важнейшие элементы аппаратуры.

Священник. А может, у вас были другие намерения?

Узник. Вы думаете, я хотел использовать генератор для личных целей? Прокурор наверняка сказал бы именно так… Если б он только знал… Неправда! Я был не только ассистентом Анны и ее секретарем! Это я открыл эффект кумуляции! Правда, вы в этом не разбираетесь. Сегодня, после их смерти, никто не имеет об этом представления. Вы тоже должны забыть. Но теперь… мне нужно, наконец, сказать, о чем шла речь. Хотя бы в общих чертах. Я не случайно спросил вас, знаете ли вы что-нибудь о физиологическом механизме побуждений и эмоций?