Прежде чем мы стали чужими - [67]

– Я хотела тебе рассказать.

– Я что, схожу с ума?

– Нет, послушай, – умоляла она.

Я больше не смотрел на нее. Я больше не мог на нее смотреть.

– Никаких разговоров. – Боже мой, что происходит? У меня все это время была дочь, чье детство я абсолютно и безвозвратно пропустил.

Я выбежал на улицу и побрел домой, как был, без рубашки, оглушенный. Я, не переставая, повторял про себя: «У меня есть дочь, у меня есть дочь, у меня есть дочь».

Следующие шесть часов я провел в своем лофте, не переставая пить водку прямо из бутылки. Я смотрел, как по улице туда и сюда ходят люди, отцы, ведущие за руку детишек, влюбленные пары. Во мне, не переставая, кипела ярость на Грейс и Элизабет. Я чувствовал себя бессильным, словно эти две женщины определили всю мою взрослую жизнь, не спросив меня.

Я позвонил брату, но попал на автоответчик.

– Ты дядя, – сказал я прямо. – Пятнадцать лет назад Грейс родила ребенка, а Элизабет скрыла это от меня. Теперь у меня есть дочь-подросток, с которой я НЕЗНАКОМ. Я в жопе. Позвоню позже.

Он не перезвонил мне.

Я пил и прятался дома все выходные.

Утром понедельника я пнул коробку из-под пиццы через всю квартиру и пробил кулаком дыру в стене. Мне понравилось это ощущение, и я пробил вторую, а затем провел несколько часов, заделывая пробоины. Я подумал, не позвонить ли Китти или по одному из тех номеров, которые печатают на задних страницах бесплатных газет, но вместо этого пошел в винную лавку и купил сигарет. Я не курил больше десяти лет, но это как ездить на велосипеде. Правда.

Я прикуривал одну от одной, сидя на лавочке возле своего дома, когда мне позвонил Скотт.

– Алло?

– Ты снова захочешь меня поцеловать.

– Может, и нет.

– А чего такой печальный? Соскучился по двужочку? – он попытался сюсюкать.

– Нет. Чего тебе?

– У меня хорошие новости.

– Давай.

– Я нашел тебе работу в Сингапуре.

Я не размышлял ни секунды:

– Я готов. На сколько?

– Вау, да ты всерьез хочешь свалить из Нью-Йорка, а? Но в любом случае это не «на сколько», это постоянная работа. Ты будешь работать с производством наших серий прямого эфира, которое расположено в Сингапуре, но ты сможешь фотографировать сам по выходным. Это великолепное место.

– Отлично. Когда? – Я никогда не думал, что буду от чего-то убегать, но сейчас я чувствовал себя совершенно беспомощным и лишенным всякой надежды. Как зверь, заточенный в клетку.

– Осенью.

– Еще так не скоро?

– Попрошайки не выбирают.

– Отлично, я согласен. – Я повесил трубку.

Грейс несколько раз пыталась мне дозвониться, но я не отвечал, а она не оставляла записей на автоответчике. Наконец в десять вечера она прислала мне сообщение.

Грейс. Эш – девочка с сильным характером.

Я. Ок.

Грейс. Прости, что обрушиваю это на тебя. Она велела сказать тебе, что если ты не хочешь ее знать, то должен будешь сказать ей об этом в лицо.

Я. Грейс, раз уж об этом зашла речь, почему бы тебе не зайти и не отрезать мне яйца или не украсть почку?

Грейс. Мне очень больно все это, но Эш ничего этого не заслужила. Она твоя плоть и кровь.

Я не был даже знаком с Эш, но внезапно мысль о том, что ей может быть больно, причинила боль и мне. Я понял, что должен увидеть ее.

Я. Хорошо, я с ней встречусь. Когда она завтра будет дома?

Грейс. В три тридцать.

Я. Я не хочу встречаться с тобой.

Грейс. Хорошо.

Когда на следующий день я подошел к дому Грейс, к нему подъехало такси, и сквозь стекло я увидел девочку-подростка. Эш. Я хотел бы иметь пять минут, чтобы подготовиться и подумать, как сказать этому ребенку, что жизнь – боль и что слишком поздно возвращаться и что-то менять, и чтобы она забыла о моем существовании.

Она вышла из такси и направилась прямо ко мне.

– Привет, – сказала она, протягивая руку. – Я – Эш.

Она была яркой и уверенной. Как ее мать.

– Привет… Эш. – Я все еще пробовал на язык это имя. На моем лице застыло выражение ужаса и любопытства одновременно.

Она не улыбалась, но и не пялилась на меня. Выражение ее лица было мягким.

– Чтобы ты понимал, мама все мне рассказала, и я видела ваши старые фотографии.

– Это хорошо.

– Не хочешь пойти выпить кофе или чего-то еще? – подняла она изящные брови. Я был поражен ее дружелюбием. – Ты в порядке? – спросила она.

Разве не я должен был спрашивать ее об этом? Я-то думал, что вести разговор придется мне.

Она была выше Грейс. На ней была рубашка с разрезами по бокам; сквозь них просвечивал лифчик. Я подумал, что она просто не может быть моей дочерью, но одновременно я точно знал, что это так. Как вышло, что у меня такая взрослая дочь? Я мгновенно почувствовал себя стариком. Эта девушка была живым напоминанием о времени, которое мы с Грейс потеряли.

– Сколько тебе лет? – спросил я, хотя и так это знал.

– Пятнадцать.

– Пятнадцать, которые двадцать пять?

– Мне пришлось быстро вырасти, – отрезала она. – Ты хочешь начать быть отцом прямо сейчас? Я не против, конечно, но, может, сначала кофе попьем?

– А тебе уже можно пить кофе?

Она рассмеялась. Мне показалось, ей понравилось, что меня это заботит.

– Ага, мне разрешено пить кофе с десяти лет.

Человек, проходящий мимо, странно посмотрел на нас.

– Нечего смотреть, Чарли, – сказала Эш и придвинулась ближе. – Не беспокойся, ему просто скучно.