Превыше всего - [22]

Кэтрин осторожно поставила одну ногу на нижнюю перекладину стойла и, ухватившись рукой за верхнюю, подтянулась. Оказавшись таким образом ближе к лошади, она извлекла свободной рукой из кармана яблоко, которое заранее выпросила у кухарки, и протянула его Монти.

— Ах ты мой красавец! — подбодрила она коня, когда тот плавно повернул голову и откусил лежащее на ее ладони яблоко.

Он ел предложенное угощение с разборчивостью герцога и грациозностью принца крови.

— Ну и что ты будешь делать, мой милый мальчик, — ласково проговорила она, когда Монти снял губами с ладони последний кусочек, — увидев, что у меня больше ничего нет? Сразу отвернешься от меня?

— Вы, наверное, брали уроки у Джереми, как можно испортить моего скакуна?

Она должна была удивиться, услышав его голос, или вздрогнуть, увидев его стоящим так близко. Но этого не произошло. Она пришла сюда не для того, чтобы найти его. Просто Джули дремала, в доме она чувствовала себя неуютно, а день был таким опьяняюще прекрасным, что совершенно не хотелось спорить.

— Никто не сможет испортить этого великолепного коня. Он смотрится королем среди своих подданных, — ответила она, опять поворачиваясь к Монти.

Конь перестал тыкаться губами в ее ладонь и посмотрел на них большими коричневыми глазами почти с человеческим любопытством.

Граф встал рядом с Кэтрин и ухватился за верхнюю перекладину. Позы их теперь были одинаковы. Но как не похожи были эти двое людей! Он возвышался над ней на целую голову, почти загораживая своей мощной фигурой стойло. Граф стоял со своей обычной беспечностью, а она с большим трудом старалась скрыть внутреннее напряжение. На графе был великолепный костюм, слишком дорогой для деревни. Ее наряд вполне мог принадлежать деревенской моднице. Однако оба они в полной неподвижности молча смотрели на великолепного обитателя стойла, задавая про себя вопросы друг другу и даже давая на них молчаливые ответы. Граф хотел спросить, где она научилась так спокойно общаться с лошадьми, особенно с такими своенравными, как Монти. Кэтрин желала бы рассказать ему о своем отце и о его любви к животным. Он очень хотел узнать о ее воспитании: письмо матери относительно новой воспитательницы было слишком сухим и обтекаемым. Графа даже удивлял столь сильный интерес к этой юной женщине. Подобное, конечно, случалось с ним и раньше, но довольно редко.

Наступил момент, когда они оба смогли обнаружить немало общего в их столь разном прошлом; оказалось, что у них были почти одни и те же мечты и надежды. Только молодого, жизнерадостного Фрэдди жизнь превратила в нынешнего, закованного в непробиваемую броню графа Монкрифа. А множество юношеских ошибок и ощутимый страх перед будущим заставляли Кэтрин глубоко прятать свои чувства. Жизнь, однако, слишком сложна и переменчива, она постоянно то разлучает, то снова сближает двух родственных по духу людей. И тогда вопреки рассудку они стремятся друг к другу снова и снова. Кэтрин поняла это всем сердцем, когда манжета графа коснулась ее запястья. Нежный аромат ее тела, смешанный с запахом сена и лошадей, щекотал ноздри графа. Она неотрывно смотрела на его слегка растрепавшиеся на затылке волосы, а он не мог отвести взгляд от ее побелевших пальцев, обхвативших серую перекладину стойла.

Наконец девушка спустилась вниз и отряхнула ладонью юбку из грубой хлопковой ткани. Кэтрин стояла и рассматривала пол конюшни, который был усыпан сеном и весь покрыт выбоинами от лошадиных копыт.

«Какие длинные и густые у нее ресницы, — подумал граф. — Они будто специально созданы для того, чтобы прятать глаза».

Дыхание Кэтрин стало прерывистым. Сердце графа учащенно забилось.

«Как у мальчишки!» — удивился граф и тут же взял себя в руки.

— Вы ведете себе рискованно, Кэтрин, — произнес он вслух бесстрастным тоном.

Граф сказал правду. Кэтрин не могла чувствовать себя в безопасности около него и сама понимала это. И дело не в том, что он не мог преодолеть вспыхнувшую страсть, и не в нескольких месяцах воздержания. Это было бы слишком простым объяснением. С ним происходило что-то непонятное и не поддающееся контролю. Он хотел ее и ясно осознавал это. Он хотел овладеть ею прямо сейчас, на глазах у своего жеребца, наброситься на нее и ласкать до тех пор, пока не запрокинется ее голова и она не застонет от боли и наслаждения. Он мечтал, как она будет шептать его имя, царапать в упоении его грудь ногтями и покусывать плечо своими белоснежными зубами. А Кэтрин молила Бога, чтобы граф ушел. Если бы он ушел сразу, тогда она бы не задела его подолом широкой юбки, проверяя, насколько велика опасность. Если бы она не прикоснулась к нему, она бы не почувствовала этого обволакивающего тепла, которое исходило от него. Теперь что-то незримое связывало их, нечто темное и запретное, и такое же чарующее, как вкус тающего на языке горького шоколада.

— Это опасно, — повторил граф.

Слова графа должны были предостеречь ее. Но нет… Вместо этого они обещали наслаждение и блаженство. Взгляд его обещал еще больше. Она не шевельнулась, когда он сделал шаг и подошел к ней почти вплотную. Отбросив последние укоры совести, она опустила руки и посмотрела на него.