Превратности судьбы - [13]

Он перестал бегать по комнате и остановился передо мной, но я ничего не ответила, потому что дожевывала последнее печенье, а мисс Протеро запрещала мне разговаривать с набитым ртом.

— Тебе необходимо уехать домой, Люси, — медленно сказал он. — Я очень виноват в том, что не подумал об этом раньше. Тебе необходимо уехать домой, дитя мое.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы беспокоитесь за меня, доктор, — ответила я, как только смогла прожевать, — но мой дом здесь, другого у меня нет, и уехать мне некуда. Да и кто останется с детьми?

Он потер глаза.

— Да, я знаю, все не просто. Мы так заняты своими повседневными заботами, что у нас нет времени задуматься о будущем. Но это важно, Люси. Когда свершится, будет очень плохо. Я знаю эту страну. Я знаю Ченгфу. И я знаю мандарина Хуанг Кунга. Он ждет не дождется своего часа, у него руки чешутся, ему не терпится натравить своих солдат на чужаков. Я сам напишу вашему послу в Пекине. Я обращусь к американским миссиям. Кто-то должен взять на себя заботу о детях, чтобы ты могла уехать домой.

— Да, доктор Ленгдон, — ответила я, потому что невежливо спорить со старшим, да к тому же с мужчиной, но то, о чем говорил доктор, было совершенно невозможно. Иногда мне так хотелось увидеть эту неизвестную страну — Англию, частью которой я была и о которой так часто рассказывала мисс Протеро! Но я знала, что этого никогда не произойдет, как и знала, что бесполезно надеяться, что кто-то позаботится о детях. Не было никого, кроме меня.

Я медленно, чтобы продлить удовольствие, доела шаопинг и теперь чувствовала себя спокойнее. Может быть, я волновалась потому, что была голодна?

— Как ты думаешь, сможешь продержаться месяц или чуть больше, пока я все организую? — спросил доктор Ленгдон, смешивая какие-то лекарства в углу комнаты на другом столе, заставленном флаконами.

— Да, конечно смогу, спасибо.

Он взглянул на меня и скорчил смешную рожицу.

— Жаль, не могу подкинуть тебе пару долларов: я только что все отдал за новую партию лекарств и, что называется, «вылетел в трубу». Думаю, от мисс Протеро ты такого не услышишь. Это значит, что у меня нет денег. — Он размешивал лекарство длинной стеклянной палочкой. — Большинство моих пациентов слишком бедны, чтобы платить.

— Мне очень жаль. У вас нет богатых пациентов, доктор Ленгдон?

Он улыбнулся. Улыбка сделала его моложе, и он уже не казался таким уставшим.

— Есть, но не много. В основном, я лечу бедняков, которые не могут себе позволить китайского врача. Для них это к лучшему. Китайский доктор загонит тебе иголки в руку, чтобы вылечить желудок, или обмотает рану бумажкой с волшебными заклинаниями, чтобы изгнать злых духов из крови.

Он разлил лекарство в два флакона и закупорил их крышками.

— Ну, барышня, готово. Я приготовил двойную порцию, думаю, хватит.

Мне стало страшно.

— Вы хотите сказать, мисс Протеро больше… больше не понадобится?

— Похоже, нет. — Он положил руку мне на плечо. — Если боли усилятся, увеличь дозу. Она будет спать почти все время, но это уже не имеет значения. Все, что мы можем сделать для нее, это облегчить ей боль. Я приеду в миссию на следующей неделе, если ты не пришлешь за мной раньше.

— Да, доктор. — Хоть я и понимала, что мисс Протеро умирает, ужасно знать, что ей так мало осталось. — Мне нужно выполнить одно поручение. Можно я зайду за лекарством на обратном пути? — спросила я.

— Когда тебе удобно. Если меня вызовут к больному, я оставлю лекарство у соседки, прачки. На нее можно положиться.

Я надела пальто и шляпу, поблагодарила доктора Ленгдона за чай с печеньем и уже собиралась отвесить ему поклон, но вдруг вспомнила, как должна вести себя английская девушка. Я протянула доктору руку и сделала реверанс. Он ласково взял мою руку и, как-то странно глядя на меня, сказал:

— Интересно, ты сама знаешь, какая ты красивая, Люси?

Я покраснела от стыда, потому что подумала, что доктор Ленгдон смеется надо мной, но увидела, что он не шутит, и вдруг до меня дошло, что чужакам могут нравиться девушки с круглыми глазами, большими ступнями и белой кожей, потому что они сами такие же, как я.

— Забавно, — медленно продолжал он, — по всей Англии и Америке у многих девушек твоего возраста самая, может быть, большая проблема на сегодняшний день — как завить локоны. — Он вдруг улыбнулся. — Будь я на тридцать лет моложе, я бы променял миллион таких, как они, на одну такую девушку, как ты, Люси.

Я не совсем поняла, что такое «завить локоны» или что означает «променять миллион девушек на меня», но я поняла, что он сделал мне комплимент, и от этого мне стало очень не по себе. Если бы доктор знал, что я собираюсь сделать, он бы перестал меня уважать и уж никаких комплиментов я бы от него не услышала.

Двадцать минут спустя я шла вдоль мастерских и палаток, в которых работали золотых дел мастера. Здесь обитали и торговцы драгоценными камнями, но я выбрала золото. Сначала я прошлась перед мастерскими, стараясь решить, в которой из них мне может повезти. Мальчики-подмастерья раздували мехи маленьких кирпичных печей, внутри которых, в тиглях, плавилось золото. Мастера заглядывали в их утробы, чтобы посмотреть, как золото плавится, как меняется его цвет. Другие сидели за специальными лавками, орудуя формами, молотками, покрытыми кожей, тонкими резцами, щипцами странной формы. Не было видно ни небрежно разбросанных денег, ни золотых вещиц.